Лазарева Вера Александровна

Проблемы соотношения официального нормативного толкования и правотворчества

Тюменский государственный институт мировой экономики, управления и права

В современных условиях, характеризующихся бурными темпами правотворческой деятельности как в Российской Федерации, так и в ее субъектах, в принципе вечная для юриспруденции проблема толкования закона приобретает все более актуальный характер. Толкование норм права в условиях становления правового государства должно служить цели правильного, точного и единообразного понимания и применения закона, цели выявления его сути, которую законодатель вложил в словесную формулировку, оно призвано противодействовать любым попыткам отойти от точного смысла правовых норм, что является на самом деле скрытой формой изменения нормативного правового акта. Основной идеей, которой должно быть проникнуто все учение о толковании, является идея охраны и всемерного укрепления законности. В то же время в нашей стране сложилась такая практика, когда посредством официального нормативного толкования изменяется содержание, искажается смысл разъясняемых норм права, создаются новые нормативные предписания. При этом в условиях твердого режима законности правотворчество и толкование не должны совпадать. Нормативные правовые акты изменяются и приспосабливаются к новым условиям не в процессе их толкования, а в установленном порядке самим правотворческим органом.

Вместе с тем на федеральном уровне практически полностью отсутствует нормативная урегулированность вопросов официального нормативного толкования, в том числе пределов (границ) толкования, исчерпывающий перечень субъектов, имеющих право офици­ального толкования, а что касается субъектов РФ, отдельные аспекты официального нормативного толкования получили здесь определенную правовую регламентацию, однако анализ законодательных актов субъектов Российской Федерации позволяет говорить о многообразии подходов к решению данной проблемы, несогласованности и противоречивости отдельных норм, ориентации на множественность субъектов толкования. Подобная ситуация сложилась и в Тюменской области. В результате отсутствия нормативно очерченных границ (пределов) толкования на практике создается возможность обхода закона и бесконтрольного произвола правотолкующего органа.

Кроме того, осмысления требуют проблемы проведения той грани, за которой кончается разъяснение и начинается уже, по сути дела, нормотворчество, проблемы определения субъектов официального нормативного толкования в аспекте наиболее четкого разграничения правотолковательной и правотворческой деятельности. Ясных ответов на эти и иные подобные вопросы в юридической науке, к сожалению, пока нет, в то время как это имеет большое практическое значение.

Исследование разграничения официального нормативного толкования норм права и правотворчества весьма затруднено в связи с тем, что сожалению, в юридической науке нет пока полной ясности в отношении юридической природы актов официального нормативного толкования. Указанная проблема соотношения рассматривается в основном с позиции признания или непризнания актов такого толкования или отдельных их видов источниками права, и даже приходя к мнению о том, что посредством официального нормативного толкования не могут создаваться новые нормы права, общетеоретически не выработано четких критериев их разграничения, что отрицательно сказывается на правоприменительной практике.

Так, рассмотрев общетеоретические вопросы соотношения официального нормативного толкования норм права и правотворчества, можно сделать следующие выводы.

Во-первых, самым главным критерием, во многом предопределяющим иные основания для разграничения, является наличие нормоустановительного характера. Если нормативно-правовой акт содержит в себе правовые нормы, такой акт направлен на установление, изменение и отмену норм права, то акт официального нормативного толкования содержит в себе правотолковательные положения, представляющие собой правила, предписания, но это лишь правило (предписание) надлежащего понимания толкуемой нормы права, данный акт не вносит и не может вносить поправок и изменений в действующие нормы, он призван лишь объяснять и уточнять то, что сформулировано в норме, раскрывать юридическую волю законодателя.

Во-вторых, рассмотрев внутреннюю связь между правотолковательным положением и толкуемой нормой права, можно прийти к выводу о том, что первое не может быть рассмотрено в качестве неотъемлемой части разъясняемой нормы, поскольку это фактически ставит знак равенства между правотворческой деятельностью и деятельностью отдельных органов, дающих обяза­тельное толкование норм, но не имеющих правотворческих функций.

В-третьих, при соотношении характера обязательности можно сделать вывод, что обязательность правотолковательного положения является производной от обязательности разъясняемой нормы права и носит общий характер.

В-четвертых, правотолковательное положение не имеет внутренней логической структуры, аналогичной структуре нормы права.

В-пятых, при соотнесении характера самостоятельности рассматриваемых видов правовых актов, выявлен вспомогательный характер акта официального нормативного толкования по отношению к толкуемому нормативно-правовому акту, вместе с тем, что первый представляет собой относительно самостоятельный вид правовых актов.

В-шестых, формы закрепления актов официального нормативного толкования и нормативно-правовых актов совпадают, к их оформлению предъявляются одинаковые требования (наличие реквизитов).

В-седьмых, при рассмотрении характера юридической силы, можно сделать вывод, что юридическая сила интерпретационного акта опре­деляется компетенцией субъекта, издавшего акт, и, как представляется, это понятие может использоваться при определении места такого акта в иерархии, системе актов официального нормативного толкования, т.е. при сравнении по юридической силе интерпретационных актов между собой, но никак ни при рассмотрении соотношения по юридической силе акта официального нормативного толкования и нормативного правового акта.

В-восьмых, изучение пределов (сфер) действия указанных актов позволяет утверждать, что предметные сферы действия акта официального нормативного толкования права и толкуемого нормативного правового акта совпадают. Акт официального нормативного толкования всегда обладает ретроак­тивным эффектом (обратной силой), поскольку распространяет свое действие на факты, события, которые имели место до принятия соответствующего акта и не создает новых предписаний, а разъясняет смысл уже действующих. А нормативные правовые акты, по общему правилу, обратной силы не имеют. Сфера действия актов официального нормативного толкования определяется сферой действия толкуемого нормативного правового акта, однако при этом акт толкования не всегда полностью разделяет судьбу последнего. В настоящий момент существует немало интерпретационных актов, которые продолжают существовать несмотря на то, что толкуемые ими акты уже утратили силу. Совпадают сферы действия акта официального нормативного толкования и нормативного правового акта в пространстве и по кругу лиц.

В-девятых, субъекты издания рассматриваемых видов правовых актов частично совпадают: интерпретационные акты издаются и органами, которые не обладают правотворческой компетенцией, но наделены правом толкования.

В-десятых, указанная проблема разграничения может быть рассмотрена и через призму соотношения конкретизации норм права в правотворчестве и официальном нормативном толковании. Данные формы конкретизации не следует смешивать: они обладают различными чертами, свойствами, объективированные результаты этих форм конкретизации норм права имеют различную юридическую природу: если конкретизация норм права посредством официального нормативного толкования связана с разъяснением уже имеющейся нормы и состоит в объяснении и уточнении ее смысла, детализации ее содержания строго в рамках самого правового предписания, то в результате правотворческой конкретизации создаются новые самостоятельные правовые нормы, которые, не выходя за рамки законов, развивают и детализируют его положения.

Первостепенную важность при изучении проблем соотношения официального нормативного толкования и правотворчества имеет определение пределов (границ) официального нормативного толкования. При этом можно сделать следующие выводы. Пределами (границами) толкования правовых норм является недопустимость создания посредством толкования новых правовых норм. Не может быть актом создания права так называемое распространительное (расширительное) и ограничительное толкование как формы выражения нормативного разъяснения. При обнаружении неполноты закона, пробела в праве нет места толкованию в собственном смысле слова, поскольку отсутствует соответствующая юридическая норма как объект толкования.

При этом остается нерешенной проблема выхода субъекта толкования права за пределы толкуемой нормы права. Как представляется, в целях ее разрешения целесообразно нормативно закрепить пределы официального нормативного толкования норм права. Попытки правовой регламентации данного вопроса произведены в некоторых субъектах РФ (в том числе и в Тюменской области, однако правовые нормы, закрепляющие границы (пределы) толкования зачастую носят излишне декларативный характер, и, по сути, не обеспечены должными мерами. Таким образом, вопросы толкования нормативных актов должны получить правовую регламентацию. Как представляется, необходимо разработать проект Федерального закона «Об официальном толковании», который включал бы нормативное понятие и пределы (границы) толкования, основные приемы и способы толкования, исчерпывающий перечень субъектов, имеющих право офици­ального толкования, с определением подведомственности каждого, струк­туру интерпретационных актов и требования к тексту актов.

При рассмотрении соотношения аутентичного толкования и правотворчества выявлены существенные проблемы в данной сфере: когда нормативный правовой акт толкуется тем органом, который его принял, опасность неправильности его интерпретации еще более усиливается, использование безграничных возможностей аутентичного толкования приводят к отрицательным последствиям в виде изменения содержания нормативного правового акта при том, что коррективы в принятый акт должны вноситься только в рамках предусмотренной законодательством процедуры внесения в него изменений и дополнений.

В этих условиях официальное нормативное толкование права должно осуществляться исключительно теми государственными органами, которые сами толкуемые акты не издавали, но получили право на совершение такого действия по закону. Как представляется, в условиях официального признания аутентического толкования преодоление практики аутентичного толкования возможно лишь путем наложения на него прямого законодательного запрета.

Проблемной видится и ситуация, сложившаяся в Тюменской области. Здесь правом официального толкования должен быть наделен Уставный суд Тюменской области, однако действие Закона Тюменской области «Об Уставном суде» приостановлено без достаточных к тому оснований, дальнейшая его судьба, как и судьба проекта Закона Тюменской «Об Уставном суде», видится неопределенной. В то же время норма Закона Тюменской области «О порядке подготовки, принятия и действия нормативных правовых и правовых актов Тюменской области» № 121 от 20 февраля 2003 года, устанавливающая, что официальное толкование вступивших в силу законов области вправе давать только Тюменская областная Дума, не работает на будущее, не нацелена на перспективу. Осуществление толкования правотворческим органом принятых им же нормативных правовых актов ведет к тому, что качество результатов правотворчества существенно снижается, этот орган не видит необходимости в совершенствовании своих нормативных правовых актов, поскольку полагает, что у него имеется возможность посредством аутентического толкования в дальнейшем внести коррективы в изданный им акт. Как представляется, в целях разрешения сложившейся ситуации стоит последовать примеру некоторых субъектов РФ, в которых высшие законодательные органы лишены права толкования региональных законов с предоставлением такого права (права легального толкования) конституционным (уставным) судам. Первоочередной задачей совершенствования института уставного толкования в Тюменской области является создание реально функционирующего органа конституционной юстиции – Уставного суда Тюменской области.

В то же время при рассмотрении соотношения легального толкования и правотворчества также выявлены проблемы, касающиеся прежде всего субъектного состава органов толкования. Сложившаяся в России практика осуществления официального нормативного толкования исполнительными органами в виде дачи ими подчиненным органам разъяснений, зачастую имеющих характер нормативных предписаний, является противоправной. Как представляется, для предотвращения такой практики нужны радикальные меры: как и в случае с аутентичным толкованием необходим прямой законодательный запрет на осуществление этой деятельности.

Таким образом, целесообразнее всего наделить правом официального нормативного толкования высшие суды России — Конституционный суд РФ, Верховный суд РФ, Высший Арбитражный суд РФ, а также конституционные (уставные) суды субъектов РФ. При этом вносить в толкуемые нормативные акты какие-либо изменения и дополнения или создавать новые нормы права они не правомочны, поскольку это является уже прерогативой правотворческих органов. На практике, однако, бывают случаи, когда высшие суды делают это. Обязательны ли такие акты-разъяснения для нижестоящих судов, где та грань, за которой кончается разъяснение и начинается уже, по сути дела, нормотворчество? Ясных ответов на эти и иные подобные вопросы в юридической науке, к сожалению, пока нет, в то время как это имеет большое практическое значение, поскольку от этого во многом зависит качество правотворческих и правоприменительных актов.

Представляется, что учет и реализация сформулированных выводов и предложений обеспечат, в конечном счете, укрепление законности и правопорядка в стране и регионах, реальное осуществление одними органами правотворческих полномочий, другими органами – правоисполнительных полномочий, третьими органами – правотолковательных полномочий.

Источник информации:
По данным, представленным организацией ( )

www.law.edu.ru

Соотношение правовых категорий «Основные права» и «Конституционные права» Текст научной статьи по специальности «Государство и право. Юридические науки»

Аннотация научной статьи по государству и праву, юридическим наукам, автор научной работы — Константинова Д.А.

В статье рассматриваются правовых категорий « основные права » и « конституционные права », проводится их сравнительный анализ, формулируется определение понятия «основные (конституционные) права и свободы человека и гражданина» в российском законодательстве.

Похожие темы научных работ по государству и праву, юридическим наукам , автор научной работы — Константинова Д.А.,

Текст научной работы на тему «Соотношение правовых категорий «Основные права» и «Конституционные права»»

_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «СИМВОЛ НАУКИ» № 04-3/2017 ISSN 2410-700Х_

Константинова Д. А.

магистр 2 курса СГЭУ, г. Самара, РФ E-mail: an.sido@bk.ru

СООТНОШЕНИЕ ПРАВОВЫХ КАТЕГОРИЙ «ОСНОВНЫЕ ПРАВА» И «КОНСТИТУЦИОННЫЕ ПРАВА»

В статье рассматриваются правовых категорий «основные права» и «конституционные права», проводится их сравнительный анализ, формулируется определение понятия «основные (конституционные) права и свободы человека и гражданина» в российском законодательстве.

Права человека, конституционные права, основные права, возможность.

В научной литературе одним из дискуссионных вопросов является вопрос о понятии «основные (конституционные) права». Многие ученые высказывают мнение о некорректности данного определения, который используется законодателем в ст. 55 Конституции РФ. В российской юридической науке принято считать, что права человека — это определенная возможность поступать так, а не иначе. Исходя из этого достаточно часто слова «право» и «возможность» употребляются как близкие по значению понятия. Так, В.М. Чхиквадзе, полагает, что «понятие субъективного права можно определить через категорию возможности, которая, будучи обеспечена необходимыми средствами, в любое время может быть реализована» [11, с.339]. Конкретная правовая норма является внешним выражением возможности избирать один из вариантов дозволенного поведения. Возможность для человека или гражданина самостоятельно определять свое поведение составляет то главное, без чего нельзя правильно понять права граждан [1, с.16]. Отметим, что составными частями возможности выступают: — возможность выбора из представленных вариантов поведения; — возможность отказа от предложенных вариантов. Исходя из анализа вышеизложенного можно прийти к выводу о том, что человек имеет возможность отказаться от предложенной ему возможности, и в этом ему обязано оказать содействие государство [7, с.188-189]. Однако на практике это невозможно в силу того, что существуют права, от которых человек не вправе отказаться и тем более требовать содействия в этом от других лиц и государства [8, с.99-100]. Это напрямую относится к праву на жизнь. Конституционные права, являясь субъективными правами означают — возможность самостоятельно выбирать вид и меру своего поведения, возможность требовать от других лиц содействия и защиты или, по крайней мере, невмешательства. Поскольку нами рассматриваются конституционные права, то последнее составляющее адресовано государству. На сегодняшний день основные (конституционные) права и свободы формируют особую правовую категорию и составляют единый конституционно-правовой институт. Л.Д. Воеводин считает, что «Вывод о том, что конституционные права, свободы. образуют единый государственно-правовой институт важен прежде всего в том смысле, что он позволяет взглянуть на них как на нечто целостное, обладающее специфическими признаками и свойствами» [2, с.19].

Основные (конституционные) права регулируют наиболее существенные, значимые отношения, которые складываются в обществе и государстве, следовательно, являются основными. Следует учесть, что именно «содержание конституционных прав. выделяет их из массы всех остальных прав. обеспечивает им определяющее, решающее значение. Форма же, то есть закрепление их в Основном Законе государства, есть лишь прямое следствие их содержания» [2, с.20]. Имеет место и мнение о том, что права и свободы становятся конституционными будучи не только основополагающими, но и закрепленными в конституции государства. На наш взгляд — это точка зрения верна, поскольку определенные права и свободы только после закрепления в конституции способны соответствующим образом регулировать общественные отношения. Однако многие юристы выступают против отождествления основных и конституционных прав

_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «СИМВОЛ НАУКИ» № 04-3/2017 ISSN 2410-700Х_

Что же подразумевается под «основными правами»? Из смысла ст. 55 Конституции РФ следует, что основными правами являются права, закрепленные в ней. Однако некоторые права, указанные в Конституции РФ провозглашаются и в иных нормативных актах. В пример можно привести ч. 1 ст. 49 Конституции в которой говорится: «Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке. », ч. 1 ст. 14 УПК РФ [10] практически дословно воспроизводит данную формулировку. Если же буквально толковать нормы ч. 1 ст. 49 Конституции РФ можно сделать вывод, что презумпция невиновности не распространяется на другие процессуальные фигуры, например, на подозреваемого. УПК РФ исправляет данную неточность, но в этом случае мы получаем парадокс, который заключается в том, что презумпция невиновности обвиняемого отнесена к основным правам, а презумпция невиновности подозреваемого, подсудимого — нет [5, с. 39]. И это не единичный пример.

Многие ученые предлагают понятие «основных прав» истолковывать по-иному. Одни считают, что под «основными правами» следует подразумевать права, закрепленные во второй главе Конституции РФ [3, с. 5-29; 4, с. 144]. Е.А. Лукашева полагает, что «основные права индивида — это и есть конституционные права», поясняя «такая трактовка вытекает, например, из сопоставления ст. 17 и ст. 55 Конституции РФ, отмечающей, что перечисление в Конституции РФ основных прав и свобод не должно толковаться как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина» [6, с. 133]. Далее она присоединяет к основным правам человека и права, которые закреплены в международно-правовых актах, и формулирует, что «под основными правами человека. следует понимать права, содержащиеся в конституции государства и международно-правовых документах по правам человека, в частности в Международном Билле о правах человека, а также в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г., Европейской социальной Хартии 1961 г.» [6, с. 134-135].

Мы согласимся с мнение ученых, которые определяют основные права и конституционные права как два термина, обозначающие одну и ту же категорию, и не включающие в себя субъективные права, закрепленные в международных документах [5, с.40].

На наш взгляд права, провозглашенные Конституцией РФ, соответствует тем требованиям, которые предъявляются к основным правам. Таким образом, термины конституционные и основные права, используемые в Конституции РФ — синонимы. Основные (конституционные) права содержат исходные, принципиальные положения в той или иной сфере регулирования общественных отношений в связи с чем можно с уверенностью сказать, что они — юридическая база для всех других прав и обязанностей.

Рассматриваемый нами вопрос тесно соприкасается с вопросом о делении прав на права человека и права гражданина. На наш взгляд наиболее верную позицию по данному вопросу высказали Ревина С.Н. и Скорнякова И.Л., указав, что «на современном этапе деление прав на права человека и права гражданина утрачивает свой смысл поскольку права человека же достаточно давно признаны демократическими государствами и как следствие выступают одновременно в качестве как прав человека, так и в качестве прав гражданина» [9, с. 255], являясь при этом данью традиции.

Суммируя вышеизложенное можно сказать, что основные (конституционные) права и свободы человека и гражданина РФ — это закрепленные в основополагающих документах государства и гарантированные им и обществом возможности, являющиеся основой правового статуса личности, позволяющие каждому человеку и гражданину самостоятельно, в пределах закона, избирать вид и меру своего поведения, а также гарантирующие достойную жизнь и свободное развитие вне зависимости от каких-либо других факторов.

Список использованной литературы:

1. Воеводин Л.Д. Конституционные права и обязанности советских граждан. — М.: МГУ, 1972. — 300 с.

2. Воеводин Л.Д. Юридические гарантии прав и свобод личности в социалистическом обществе. — М., 1987. — 343 с.

3. Комментарий к постановлениям Конституционного Суда Российской Федерации. В 2 т. /отв. ред. Б.С. Эбзеев. Т. 2. — М., 2001. — 972 с.

МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «СИМВОЛ НАУКИ» № 04-3/2017 ISSN 2410-700Х

4. Конституционное право России: Учебник. Отв. ред. А.Н. Кокотов, М.И. Кукушкин. — Екатеринбург, 2001. — 269 с.

5. Невирко Д.Д. Права и свободы человека и гражданина: проблемы соотношения, взаимодействия и иерархии. Дис. . канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2004. — 181 с.

6. Права человека: Учебник для вузов. Отв. ред. Е.А Лукашева. — М., 1999. — 560 с.

7. Ревина С.Н., Мурхабинова Э.Р. Конституционные ограничения прав и свобод человека и гражданина Российской Федерации // Проблемы теории и юридической практики в России: материалы 10-й международной научно-практической конференции. — Самара, 2013. С. 188-192.

8. Ревина С.Н., Сидорова А.В. Конституционное определение момента возникновения права на жизнь // Российская наука: актуальные исследования и разработки: сб. науч. ст. II Всерос. заоч. науч.-практ. конф.: в 2 ч. — Ч. 1. — Самара: Изд-во Самар. гос. экон. ун-та, 2016. С. 99-103.

9. Ревина С.Н., Скорнякова И.Л. Разграничение понятий «права человека» и «права гражданина» // Российская наука: актуальные исследования и разработки: сборник научных статей I Всероссийской заочной научно-практической конференции. — Самара, 2016. С.252- 255.

10.Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18.12.2001 № 174-ФЗ (ред. от 01.05.2016) // Российская газета, № 249, 22.12.2001.

11. Чхиквадзе В.М. Государство, демократия, законность. Ленинские идеи и современность. — М., 1967. — 503 с.

© Константинова Д. А., 2017

Студентка 2 курса магистратуры ФГБОУ ВО «РГУП РФ» г. Ростов-на-Дону, Российская Федерация

НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ВКЛЮЧЕНИЯ В РЕЕСТР ТРЕБОВАНИЙ КРЕДИТОРОВ

Статья посвящена исследованию некоторых проблемных моментов, возникающих в процессе признания лица банкротом. В частности, исследуются вопросы касающихся включения в реестр требований кредиторов.

Реестр требований кредиторов, несостоятельность (банкротство), должник, кредитор.

The article is devoted to some problematic points that arise in the process of recognition of the person bankrupt. In particular, we investigated questions concerning the inclusion in the register of requirements of creditors.

The register of requirements of creditors, the insolvency (bankruptcy), debtor, creditor.

Актуальность проблемы. Механизм включения в реестр требований кредиторов характеризуется наличием ряда проблемных моментов, среди которых особое место занимают вопросы противодействия включения в реестр необоснованных требований кредиторов по делу о банкротстве. Действующее законодательство регламентирующее данный механизм, многими учеными характеризуется как не совсем совершенное, высказываются предложения по его корректировке1. Именно данными обстоятельствами обуславливается актуальность темы данной научной статьи.

В силу ст. 71 и ст. 100 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности

cyberleninka.ru

Соотношение имеющих права

Основным источником (формой) права нашей страны являются нормативные акты, в текстах (разделах, частях, статьях) которых излагаются правовые нормы.

При подготовке и принятии нормативных актов обязательно учитываются специфические признаки правовых норм (общий характер, неперсонифицированность, обращенность в будущее и др.) и их структура (каждое правило должно иметь обозначение условий применения и охраняться государством от нарушения). Однако норма права не тождественна статье закона, а структура последней не совпадает со структурой правовой нормы. Это определяется рядом обстоятельств.

В одной статье нормативного акта (и даже в одном нормативном акте) не могут быть выражены в полном объеме все элементы, из которых состоит правовая норма. При подготовке, принятии и издании нормативного акта правовой материал по правилам законодательной техники группируется таким образом, чтобы акт был компактен, а его предписания легко воспринимаемы. Поэтому при подготовке проекта закона или иного нормативного акта его текст делится на разделы, статьи, части статей; в кодексах – на главы, разделы или на общую и особенную части. В начале многих нормативных актов обозначаются положения, имеющие отношение ко всем последующим разделам, связанные со многими или со всеми нормами данной отрасли права. Объединение близких по своим предписаниям норм или их частей в одну статью или раздел нормативного акта позволяет избежать повторений и длиннот [1] . Изложение одной правовой нормы в разных нормативных актах иногда обусловлено различием компетенции органов, определяющих разные части правовой нормы [2] . В разных статьях нормативных актов, а то и в разных кодексах содержатся материально-правовые и процессуальные нормы. В результате элементы одной нормы обычно

618 Глава XXI Нормы права

размещаются в разных статьях нормативных актов, и, наоборот, одна статья может содержать части нескольких норм.

Частицы, элементы правовых норм находят выражение в статьях, пунктах, параграфах текстов нормативных актов в виде определений общего характера, обладающих рядом признаков норм. Как отмечено, те из них, которые представляют собой логически завершенные, обязательные для соблюдения положения, называются нормативными предписаниями. Некоторые нормативные предписания по содержанию и логической структуре («если – то – иначе») близки к правовой норме, но и они не могут применяться без учета общих и других положений законодательства, в соединении с которыми они только и могут образовать норму; другие правовые предписания логически строятся по форме: «если – то»; есть и такие, что не имеют другой структуры, кроме грамматической [3] .

Формулировка многих правовых предписаний строго зависит от содержания выражаемых ими правовых норм; таковы управомочивающие, обязывающие, запрещающие нормы права. Последние (запрещающие) нередко вообще как бы выносятся за рамки ряда норм и целых отраслей права, в пределах которых находятся охраняемые ими диспозиции, и формулируются как перечни деяний, которые запрещено совершать (составы преступлений и других правонарушений), и санкций, соответствующих качествам и тяжести этих деяний (уголовные кодексы, кодексы об административных правонарушениях, положение о материальной ответственности рабочих и служащих и др.). При помощи этих санкций, как отмечено, охраняются обширные комплексы различных отраслей права; таковы также положения Гражданского процессуального кодекса, регулирующие исполнительное производство: как санкция они связаны с рядом норм гражданского, трудового, семейного, административного, уголовного права; общий характер (по отношению ко всему гражданскому праву) имеет предписание о возмещении убытков. Существование в законодательстве правовых предписаний, выражающих общие для многих норм санкции, облегчает деятельность законодателя – при дальнейшем развитии права учитывается, что новые нормы права (диспозиции) включаются в комплекс норм, уже охраняемый определенной санкцией.

Важное место среди нормативных предписаний занимают обобщения условий действия и применения правовых норм. Таковы содержащиеся в законах и других нормативных актах общие положения о субъ-

§ 4. Соотношение норм права и текстов нормативных актов 619

ектах права, их видах и правовых статусах, об условиях действия нормативно-правовых актов, порядке их реализации, о процедурах решения юридических споров, о правовом режиме различных имуществ и др. Нормативные предписания такого уровня в процессе реализации права осуществляются через правовые нормы, регулирующие поведение отдельных лиц; вместе с тем они имеют самостоятельное значение в системе средств правового воздействия. Особенное значение среди нормативных предписаний имеют законодательные определения основных прав и свобод граждан. Обычно они излагаются в конституциях или в специальных нормативно-правовых актах (Декларация прав человека и гражданина, Билль о правах). После Второй мировой войны ряд основных прав и свобод закреплен в международных документах [4] , положения которых признаны обязательными в Российской Федерации.

Нормы права и статьи законов не всегда тождественны по той причине, что тексту нормативного акта, как и любому литературному произведению, нередко свойственны образность, ориентация на массовое правосознание, обращенность к общественному мнению. Так, для нашего уголовного законодательства традиционны условные, как бы неправильные, формулировки: «преступление (хищение, вымогательство, убийство, клевета, хулиганство, разбой, мошенничество, получение или дача взятки, заведомо ложный донос и т.д.) наказывается. », хотя на самом деле наказывается не преступление, а преступник (вор, убийца, взяточник, хулиган, мошенник, клеветник и т.п.). В законодательстве используются условные термины; например, «молодой специалист» может оказаться по возрасту далеко не молодым работником, осваивающим новую для него специальность и потому имеющим право на некоторые льготы. В ряде статей нормативных актов для смыслового усиления должное описывается как сущее: «Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого»; «Депутату обеспечиваются условия для беспрепятственного и эффективного осуществления его прав и обязанностей». В тех же целях (для смыслового усиления, образного выражения непререкаемости закона) запрещенное порой характеризуется как вообще невозможное: «Никто не может быть произвольно лишен жизни»; «Собственность не может использоваться в целях, противоречащих интересам общества, правам других граждан».

Одним из наследий времен, когда законодательство было формой пропаганды, является наличие в текстах законов идеологических и по-

620 Глава XXI . Нормы права

литических сентенций, имеющих программный, но не юридический характер. Стремление придать текстам законов непременно политическое звучание приводило к тому, что эти тексты неправильно выражали правовые нормы. Так, если в законах говорится об обжаловании в суд «незаконных действий» должностных лиц и государственных органов (вариант: «действий, нарушающих права и свободы граждан»), получается так, что суд может принимать жалобы только на действия, незаконность которых где-то и кем-то уже установлена (зачем тогда вообще обращаться в суд?), а жалобы на законные действия принимать вообще не должен, хотя бы жалобщик и считал свои права нарушенными. В другом нормативном акте определялся порядок возмещения ущерба, причиненного гражданину «незаконными действиями органов следствия, дознания, суда»; выходило, что ущерб, причиненный законными, но ошибочными действиями этих органов, возмещению не подлежит.

Различие между нормами права и статьями законов и в том, что в тексте нормативного акта могут содержаться не только нормативно-правовые предписания, но и индивидуальные распоряжения, а также обоснования нормативного акта, фактические утверждения, программные положения, призывы, декларации, правила общежития, морально-политические нормы и принципы, не связанные непосредственно с механизмом правового регулирования. Право же состоит из норм, выраженных через правовые предписания. Это различие способно порождать противоречия между правом и текстом закона, которые могут осложняться и обостряться в связи с тем, что в массовом (обыденном) сознании исторически сложилось преобладание преимущественно моральных критериев и норм, а также бытуют порой негативные оценки юридических категорий как сугубо «формальных», а то и «бюрократических». Эти оценки и критерии могут вести к тому, что при обращении к закону часть общественного правосознания признает в нем «своими» и примет только те положения, которые не являются собственно юридическими, а представляют собой описание в тексте закона социальных ценностей, изложение программных положений, выражение общественно-политических, нравственных, идеологических принципов и норм. На практике это противоречие, если в структуре закона собственно юридические предписания не обособлены от морально-политических и иных положений, может вести к досадным недоразумениям и трагическим разочарованиям («в законе сказано так, а суд решил как-то иначе»).

Существуют, наверное, еще и другие различия и противоречия между законом и действующим правом. Если такие противоречия своевременно не осознаются и не преодолеваются, авторитету закона причиняется ущерб: коль скоро не все содержание вступившего в силу

§ 4. Соотношение норм права и текстов нормативных актов 621

закона оказывается действующим правом, он воспринимается как нечто декларативное, что-то обещающее, но на практике ничего не дающее. Важной задачей правоведения является разработка механизма перевода тех положений закона, которые носят самый общий, абстрактный характер, в нормативные предписания, через которые эти законоположения воплощаются в систему правовых норм, регулирующих поведение членов общества.

С тревогой отмечалось, однако, что в правоведении обнаружились недостаток нормативного мышления, недостаточное умение нормативно выражать мысли и намерения в проектах законов [5] . Привычка ученых-юристов мыслить в основном политическими, идеологическими, социологическими категориями нередко влияет на качество подготовки проектов нормативных актов, где предписание должного порой заменяется описанием существующего, точное определение прав и обязанностей подменяется рассуждениями об их социально-политическом значении, запреты и санкции за правонарушения если и упоминаются, то в самой неопределенной, расплывчатой форме.

Особенно сложной для современного отечественного правоведения стала проблема соотношения правовых норм и статей (текстов) Конституции. То обстоятельство, что не все положения Конституции имеют юридическое содержание, общеизвестно и официально признано Конституционным Судом Российской Федерации [6] .

В теории права сложились три основных мнения о юридической природе конституционных норм.

Одни теоретики вообще не считают Конституцию правом, ссылаясь на то, что содержащиеся в ней правила невозможно осуществить в принудительном порядке [7] . Другие правоведы считают правовыми нормами все вообще тексты, содержащиеся в конституциях [8] .

622 Глава XXI . Нормы права

Третье направление в изучении конституционных норм признает, что ряд положений (текстов) Конституции носит программный или декларативный характер, торжественно провозглашая цели и задачи государства, основные принципы его организации и деятельности, его зависимость от народа, а также некоторые нравственные нормы. Признание, что наряду с правовыми нормами в Конституции содержатся неюридические положения, не только никак не умаляет, вопреки опасениям отдельных авторов, авторитет Конституции (декларативные положения традиционно содержатся в конституциях всех стран континентальной Европы) [9] , но и дает возможность внести на первый план проблему реализации тех конституционных положений, которые имеют юридический характер, но не могут быть воплощены в действующее право без дополнительного правового нормотворчества.

Проблема заключается в том, что ряд положений, содержащихся в Конституции, не достигли того уровня конкретизации, при котором было бы можно говорить о существовании правовых норм, способных однотипно воплощаться в общественные отношения. Как отмечено, в законах и иных нормативных актах нет ничего собственно юридического, кроме формулировок прав, обязанностей, условий их возникновения, а также запретов и санкций за их нарушение. Вся проблема реализации закона начинается с разработки правовых норм как моделей правоотношений, способных регулировать поведение людей и организаций посредством собственно юридических связей (взаимных прав и обязанностей). Для претворения общих положений закона в

§ 4. Соотношение норм права и текстов нормативных актов 623

реально осуществимое право необходимо учесть такое предъявляемое к правовым нормам требование, которое именуется «формальной определенностью». Суть дела в том, что право может успешно функционировать лишь при условии бесспорности, недвусмысленности, а также доказуемости условий возникновения прав и обязанностей (возникло правоотношение или не возникло?), точности определения содержания правоотношения (что именно необходимо делать или не делать для выполнения обязанности; каковы гарантированные возможности поведения управомоченного?), ясности запретов (чего нельзя делать?) и санкций за их нарушение. Лишь при выполнении этих условий тексты законов образуют нормативные предписания, складывающиеся в нормы права. Без этого суждения о прямом действии Конституции (и любого закона) остаются практически неосуществимыми.

В действующей Конституции Российской Федерации содержатся положения, для реализации которых требуется принятие дополнительных законов. Таково, в частности, право гражданина на замену военной службы альтернативной гражданской службой в случаях, предусмотренных ч. 3 ст. 59 Конституции. Поскольку соответствующий федеральный закон, предусмотренный той же статьей, еще не принят, названное право осуществить невозможно; поэтому Конституция в данном случае имеет прямое действие лишь по отношению к органам законодательной власти, которым надлежит принять соответствующий закон, а также органам правосудия, оправдывающим тех, кто отказывается от военной службы по основаниям, указанным в ст. 59 Конституции.

В юридической литературе давно и неоднократно отмечалась неосуществимость ряда конституционных положений без принятия нормативных актов, детализирующих эти положения до той степени абстрактности, которая способна воплотиться в конкретных правоотношениях [10] . Однако правоведение, насколько известно, еще не пыталось определить, что собой представляют с позиций теории права конституционные положения, которые, по замыслу законодателя, направлены на правовое регулирование, но не могут быть реализованы в правовой системе, так как они еще не получили в текущем законодательстве развития и конкретизации, необходимой для их практического воплощения в общественных отношениях и правопорядке. Бытующие наименования их «нормами-принципами», «в известном или определен-

624 Глава XXI . Нормы права

ном смысле специфическими нормами особого рода» лишь подтверждают, что правовые нормы в соответствующих текстах законов еще не воплощены.

В теоретическом плане эта проблема усложняется тем, что в последние годы в учебной и научной литературе распространилось противопоставление права и закона, основанное на предположении, что право (мера свободы) всегда хорошо и справедливо, а закон (текст нормативного акта) нередко бывает несправедливым и плохим. Однако неосуществимость ч. 3 ст. 59 Конституции Российской Федерации являет яркий пример прямо противоположного соотношения, когда хорошему и справедливому закону не только не соответствует осуществимое право, но и в общественной жизни из-за этого возникают правовые конфликты и аномалии.

Разумеется, лучше всего было бы, если бы каждый закон с самого начала был законом прямого действия, состоял из правовых предписаний, не требующих развития и конкретизации в других нормативно-правовых актах. Тогда перед правоведением практически могла бы и не возникнуть проблема различий и противоречий между нашими правом и законом. Такие различия, однако, объективны и проявляются в ряде противоречий, недостаточное внимание к которым может существенно препятствовать претворению закона в жизнь.

К ним относится прежде всего противоречие между абстрактностью отдельных предписаний закона, лаконично определяющего основные принципы правового регулирования определенной сферы общественной жизни, и конкретностью этой сферы, многообразием и индивидуальной неповторимостью составляющих ее жизненных ситуаций и отношений. Данное противоречие нередко требует такой конкретизации общих положений закона в подзаконном нормотворчестве, которое, не сужая сферу действия закона и вполне соответствуя его принципам, содержало бы «формально-определенные нормы», отражающие типические черты соответствующих ситуаций и отношений и определяющие (в общей форме) достаточно конкретные способы их регулирования юридическими средствами в полном соответствии с целями закона. Нерешенность этого противоречия делает закон практически неосуществимым (при чрезмерной абстрактности содержащихся в нем положений), либо ограничивает сферу его действия (при чересчур детальном, дробном регулировании соответствующих отношений подзаконными актами), либо может даже вести к искажению целей и смысла закона (при подмене закона лавиной ведомственных инструкций, противоречащих замыслу законодателя).

Для повышения эффективности правового регулирования немалое значение имеют совершенствование законодательства, его системати-

§ 4. Соотношение норм права и текстов нормативных актов 625

зация, изложение правовых норм общепонятным языком, широкое применение правил законодательной техники. Правовой нормой трудно руководствоваться, если ее элементы размещены в большом числе нормативных актов, часть изданий которых не всем доступна, а последующие изменения не всегда общеизвестны. Политические и моральные сентенции уместны не в тексте нормативных актов, а если без них почему-либо трудно обойтись, – в преамбулах. Законодатель должен стремиться к точному выражению своих мыслей и намерений в тексте законов без иносказаний и двусмысленностей; если закон не является законом прямого действия, а содержит обещания принять дополнительные нормативные акты о порядке реализации тех или иных право-положений, то обещанные акты должны быть оперативно подготовлены и приняты, дабы законодательство не содержало неосуществимых положений. Серьезные преграды на пути реализации права создают противоречия в текстах нормативных актов, дающие основания логически конструировать разные по содержанию правовые нормы, относящиеся к одному и тому же случаю, отношению. Особенно опасны для практики правового регулирования противоречия между содержанием законов и подзаконных актов, если последним отдается предпочтение государственными органами и должностными лицами, применяющими правовые нормы.

Во всех странах, где нормативные акты являются основным источником права, существует проблема соотношения «буквы» и «духа» закона, обусловленная тем, Что, во-первых, мысль законодателя не всегда достаточно точно выражена в тексте нормативных актов, во-вторых, тем, что текст со временем почти неизбежно устаревает и содержащиеся в нем термины, определения, понятия становятся узки или, напротив, широки для обозначения новых явлений общественной жизни. Поэтому процесс применения и другие формы реализации правовых норм носят в известной мере творческий характер: во-первых, в процессе изучения текстов нормативных актов логически конструируется правовая норма с ее тремя элементами (кто, когда, при каких условиях к чему обязан, на что имеет право, какие меры государственного принуждения применяются в случае нарушения правовой нормы); во-вторых, в процессе конструирования правовой нормы определяется, какие именно положения, содержащиеся в тексте нормативного акта, имеют юридическое значение; в-третьих, может оказаться, что норма права не получила в тексте закона точного выражения и изложения («порядок обжалования незаконных актов», «молодой специалист», «никто не может быть произвольно лишен жизни» и т.п.) и потому текст нормативного акта подлежит не буквальному, а ограничительному или распространительному толкованию.

[1] Так, положение ст. 23 Уголовного кодекса РФ относится ко всем нормам Особенной части Уголовного кодекса, и ее отсутствие в Общей части Кодекса потребовало бы включения в каждую статью Особенной части формулировки: «лицо, совершившее данное преступление в состоянии опьянения, подлежит уголовной ответственности».

[2] Это неизбежно, например, при издании бланкетных норм; так, административная ответственность за нарушение ветеринарно-санитарных правил определена Кодексом РФ об административных правонарушениях, сами же эти правила устанавливаются местными органами власти и управления.

[3] Некоторые части статей нормативных актов (особенно «отсылочные») вообще не образуют правовых предписаний (например: «те же действия, совершенные повторно, влекут. » и т.д.).

[4] Всеобщая Декларация прав человека (1948), Международный пакт об экономических, социальных и культурный правах и Международный пакт о гражданских и политических правах (1966).

[5] См.: Советское государство и право. 1987. № 9. С. 23.

[6] Так, в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации «По делу о проверке конституционности ряда положений Устава (Основного закона) Тамбовской области» от 10 декабря 1997 г. говорится: «Юридическое содержание использованного в Уставе области понятия финансового, валютного, кредитного регулирования отличается от конституционного содержания этого понятия» (СЗ РФ. 1997. № 51. Ст. 5877).

[7] См., например: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Учебное пособие (по изданию 1910-1912 гг.). Т. 1.Вып. 1. М., 1995. С. 202, 251.

[8] О взглядах О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородского на ст. 1 Конституции СССР 1936 г. см. выше, § 3.

Аналогичные суждения о ст. 1 и других статьях Конституции СССР 1977 г. («обязанность считать, что СССР – социалистическое общенародное государство») высказывал B . C . Основин, оговаривая, однако, что в данной группе норм «следует выделить нормы, основной функцией которых является провозглашение долга граждан по отношению к явлениям, которые невозможно детально подвергнуть правовому регулированию» (Основин B . C . Особенности конституционных норм // Советское государство и право. 1979. № 4. С. 17). Этой оговоркой признается, что некоторые конституционные нормы носят не юридический, а моральный характер. К сожалению, ряд авторов, комментирующих названную и последующие Конституции нашей страны, утверждает, что все вообще конституционные нормы, включая программные, идеологические, нравственные положения и даже «своеобразные сгустки знаний о государственно-правовых явлениях» (к последним отнесена все та же ст. 1 теперь уже Конституции Российской Федерации 1993 г.), носят юридический характер (см.: Лунин В.О. Конституционные нормы и правоотношения. М., 1997. С. 91 и др.).

[9] Отмечая особенности образа мышления английских юристов, Р. Давид пишет: «Юрист континентальной Европы видит в праве принципы социального порядка. Он оценивает право в свете этих принципов, он говорит о принципах политической свободы, социальных правах, святости собственности и договоров, а практикам оставляет заботу о проведении этих принципов в жизнь.

Английский же юрист – своего рода наследник практиков, как правило, с недоверием относится к тому, что считает пустыми словами: что стоит какое-либо правовое положение или принцип, если на практике не существует способов для его осуществления? . Англичане не воспринимают европейских правовых норм: они им кажутся часто просто общими принципами, выражающими какие-то пожелания морального порядка или устанавливающими скорее политическую программу, а не нормы права» (Давид Р. Основные правовые системы современности. М , 1988 С. 301, 330).

www.kursach.com