Зызыкин м в царская власть и закон о престолонаследии в россии

VII ПАТРИАРХ И ИМПЕРАТОР В ВИЗАНТИИ. КОРОНОВАНИЕ И МИРОПОМАЗАНИЕ. ИМПЕРАТОР КАК ЦЕРКОВНЫЙ И СВЯЩЕННЫЙ ЧИН В ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ.
Ст. 57, 58, 64 Основных Законов изд. 1906 г.

II Вселенский Собор 381 г. постановил, что Константинольский епископ да имеет преимущество чести после Римского епископа, потому что град оный есть новый Рим.

Но постепенно преимущества чести превратились в преимущества власти, подтвержденные IV Вселенским Собором, а затем влияние расширилось и на другие патриархата.

Последующие исторические события и резиденция в одном городе с Императором при завоевании остальных патриархатов магометанами особенно усилили положение Константинопольского патриарха. Будучи по благодати архииерейства (ordinatio) primus inter pares в среде других патриархов и даже подчиненных ему епископов, Константинопольский патриарх был выше всех иерархов востока по принадлежащей ему церковной власти (potestas juris dictionis). Он один пользовался правом вмешательства в пределы других патриархатов. Он принимал участие во всех главнейших делах Православной Церкви, совмещал в себе все функции верховной власти в ее высших обнаружениях, и к его кафедре обращались все искавшие окончательно правосудия, и важнейшие вопросы получали у него окончательное решение. Его кафедра была средоточием церковного управления, хотя он и не был episcopus eccleslae universalis в католическом смысле, каковой термин определяет папу, как видимого главу, от которого все другие епископы получают свои полномочия. Он не имел и penitudo potestatis ecclesiasticae в том католическом смысле, с которым связывается непогрешимость суждения в вопросах веры и церковной дисциплины. Он не первоисточник всех полномочий, а Вселенский патриарх, то есть первостоятель Церкви, содержащей вселенскую истину. В его руках нет полноты церковной власти, и он не непогрешимый судья, но имеет лишь высшую церковную власть как старейший и главный правитель. Если римский папа не имеет над собой никакой высшей власти и не подлежит ничьему суду, то Константинопольский Патриарх, напротив, подлежит общему суду епископов и ответствен за свои распоряжения. Но он главный представитель и высший правитель для всего Православного Востока. Голос его был необходим для сообщения полного значения важнейшим церковным постановлениям и без его согласия эти постановления не имели правомерного действия.

Таково было положение Византийского патриарха. Понятно, что и Царь всех православных христиан мог быть коронуем только высшим предстоятелем Церкви. Император ведь принимал живейшее участие во всех важнейших церковных делах, в период Вселенских Соборов его комиссары иногда председательствовали на этих Соборах (IV Вс. Соб.); он подписывал соборные грамоты; при возникновении разногласий в Церковном учении он созывал Соборы в качестве внешнего епископа, по выражению Константина Великого, или общего епископа, по выражению историка Евсевия. Он имел преимущественное попечение о Церкви и был поставлен, по выражению II Вселенского Собора в послании к Императору Феодосию, для установления общего Церковного мира.

Не входит в нашу задачу рассматривать ту борьбу, которая нередко возникала между патриархами и царями в силу уже того, что во многих областях и случаях требовалась часто их согласованная деятельность, а мнения их могли быть различны. Борьба эта нередко кончалась то насильственным низложением Патриарха, то покаянием Императора перед Патриархом. Но нам важно установить тот принцип, который лежал в основе этих отношений и тот иерархический порядок, который признавался между актами церковной и государственной власти и основывался на приоритете права церковного, как особого источника права перед правом государственным. Император издавал законы, касавшиеся не только внешнего положения Церкви в государстве (jura circa sacra), но и о внутреннем церковном распорядке (jura infra sacra). Его законы наряду с канонами составляли сборники особых постановлений.

Вопрос об юридической природе участия Императора в правительственной власти Церкви составляет предмет ученого спора. Одни усматривают (проф. Суворов) в этом проявление его Церковной власти в Церкви, как продолжение унаследованного со времен языческих положения pontifex maximus, когда сакральное право составляло часть публичного государственного права; большинство же ученых полагают справедливо, что Императорская подпись над церковными постановлениями лишь сообщала им защиту государственной власти.

Церковь представляла и представляет собой организм с самостоятельным законодательным органом из высшей иерархии, существовавшим до появления христианской Императорской власти и могущим существовать без нее. Законы Императора в Церкви имели в Церкви силу, поскольку они находились в соответствии с церковными правилами (intra canonicam iegem), или же в вопросах не регулированных еще Церковью молчаливо ею допускались (praeter Iegem canoicam) и таким образом становились leges canonisatae.

Об этом говорит нам и та присяга, которую приносил каждый Император перед коронованием Патриарху. Вот она: Я имярек во Христе Господе Нашем верный Император и Самодержец Римский собственною сие предписах рукою: Верую во Единаго Бога (весь символ до конца); прочее приемлю и исповедую и утверждаю Божественныя апостольский предания. Такожде уставы и утверждения семи вселенских и поместных Соборов во все время бывших, паки привилегии и обычаю святыя великия Церкви и все, яже святые отцы истинно канонически установили и покончили, приемлю и подтверждаю. Подобие же верным и истинным сыном святыя Церкви служителем и защитителем Ея, к народу же державы моея милосердным и милостивым, елико возможно и праведно, пребыти обещаюсь. Хранитися же милосердия елико возможно: всякой же правде и истине последовати. Елико святыя отцы отвергли и прокляли, сам такожде отвергаю и проклинаю и всею мыслью, душою и всем сердцем святому вышереченному символу согласую и вся сие сохраняти обещаюсь, пред святою Божьей кафолической Церковью месяца . дня . и года . Сему там прочтенному исповеданию подписует тож, что и в начале написал, т.е. . во Христе Боге нашем верный Самодержец Римский собственной рукою и святейшему моему господину Вселенскому Патриарху . вручаю и святому с ним сущему Синоду».

Эта присяга ставила границы Императорскому законодательству указанием на высший, чем Императорская власть, правоисточник -право Церкви. В государственной жизни Император обязан был направлять дела всеми средствами государственной власти сообразно с воззрениями Церкви, и по идее Император преследовал те же цели, которые имела Церковь.

Норму должных отношений между Императором и патриархом описывает Эпанагога — законодательный памятник IX века, приписываемый патриарху Фотию. Так как общежитие, подобно человеческому организму, состоит из частей и органов, то Царь и Патриарх суть самые важные и необходимые части. Посему полное единомыслие между Царской властью и властью иерархии есть условие мира и благоденствия подданных по душе и телу. Царь и патриарх изображаются так, как высшие представители двух сфер общежития. Царь есть законный заступник, общее благо для подданных своих, наказывающий не по неудовольствию и награждающий не по симпатии. Задача его деятельности состоит в том, чтобы посредством доброты сохранять и упрочивать наличные государственные средства, возмещать посредством неусыпного попечения потерянное и делать новые приращения в государственном благосостоянии и могуществе посредством мудрых и справедливых мер и предприятий. Царь должен защищать и соблюдать все написанное в Божественном Писании, потом то, что уставлено на семи Вселенских Соборах, а также признанные римские законы. Царь должен отличаться православием и благочестием. Он должен изъяснять законы, установленные древними и применительно к ним издавать новые законы о том, на что не было закона. Патриарх же есть живой образ Христа, словом и делом изображающий истину. Задача его в том, чтобы охранить в благочестии и чистоте жизни тех, кого он принял от Бога, потом в том, чтобы и всех еретиков по возможности обратить в православие и единение в Церкви, а всех неверующих заставить последовать вере, действуя на них посредством чистой и чудной жизни. Конечная цель его служения — спасение вверенных ему душ, жить со Христом, распятие миру. Патриарх должен быть учителем, держать себя равно с людьми высокого и низкого общественного положения, быть кротким в правде, обличительным в отношении непослушных относительно истины и защиты догматов говорить перед лицом царя не стыдясь. Патриарх один может изъяснять правила, установленные древними, определенные святыми отцами и изложенные древними Соборами. Он должен судить и решать то, что происходило и установлено древними отцами на соборах частных и поместных.

Государство и Церковь мыслятся здесь как две самостоятельных организации, призванные к сотрудничеству. По эпанагоге Царь должен толковать государственные законы, а Патриарх церковные. В действительной жизни постановления Константинопольского Патриаршего Синода издавались без утверждения государственной власти и публиковались от лица Патриарха и Синода. Когда же они относились к гражданской сфере, и им надо было обеспечить исполнение в области государственных отношений, то прибегали к санкции государственной власти. Епископы избирались собором епископов и поставлялись по решению епископов без участия светской власти; [Бердников. Основ. начала Церк. права Прав. Церкви. 123 стр.] только в позднейшее время при поставлении патриархов выбор из трех кандидатов, намеченных Собором епископов, принадлежал Царю.

Церковь была от государства самостоятельной правовой организацией, но с своей стороны из факта освящения ею Императорской власти не делала тех практических юридически выводов, которые были сделаны на западе, после восстановления Империи Карлом Великим, со стороны римских пап, возлагавших корону на голову Императора. [Там это было следствием учения о potestas indirecta папы в мирскмх делах, тогда как Православная Церковь возводила начало мирской власти непосредственно к Богу] В Византии эта зависимость ограничивалась сферой церковной, в которой, по признанию самого государственного закона в Юстиниановом кодексе, не имеют силы (Cod. Just lib. I t. II, 12). To же соотношение воспринято и Фотиевым Номоканоном. Принцип этот воспроизведен и в новелле Императора Никифора в 1080 г., повторен Императором Львом Мудрым и признавался основным до конца Империи.

Но Церковь допускала Императора до законодательства и в церковной среде, то есть представляла ему, хотя и субсидиарно, право юрисдикции. Ему в Церкви усваивалось особое положение. [Припомним, что Константинопольский патриарх Антоний, требовавший от Великого Князя Василия I поминовения царского имени на богослужении, писал, что имя его должно поминаться всеми православными христианами, ибо он один — Царь природный, законы которого действуют во всей вселенной, и никакие соборы, никакие каноны, никакие отцы не упоминают о других царях. Он один помазуется миром в Царя и Самодержца римлян, то есть всех христиан] Положение Императора на практике в виду неразличения церковно-юридических понятий нередко приводило к превышению полномочий Императорской власти в Церкви. Церковное право различает власть священнодействия (potestas ordinis), власть учительную (potestas magisteriii) и власть правительственную (potestas jurisdictionis). На практике Император претендовал на право учительства, когда издавал законы относящиеся к религиозному учению: не должно забывать, что даже, когда Император защищал еретическое учение, он не противопоставлял его учению Церкви, а считал, хотя и ошибочно, себя лишь верным выразителем Церковного учения еще не нашедшего своего выражения на Вселенских Соборах. Это было превышением его компетенции, ибо власть по установлению вероучения предполагает наличность особой архиерейской благодати. Тому же смешению понятий ordo и jurlsdictio обязано и то, что Император благословлял в Церкви народ архиерейским благословением с дикирием в руках. Однако самая возможность этого смешения объясняется тем, что Церковь через Коронование и миропомазание выделяла Императора из мирян и делала из его должности особый священный чин, с которым практика связывала привилегии, предполагающие высший духовный иерархический сан.

Акт коронования, бывший сначала государственным чином избрания на царство, с введением христианства превратился в чин церковный, при котором царский венец стал получаться в Церкви и от Церкви. Первые христианские государи вступали в свой сан по особому чину, еще напоминавшему прежнюю языческую инагурацию. На открытом поле перед римскими легионами Император надевал на себя порфиру и возлагал венец, после чего облеченного в Императорское достоинство ставили на щите и поднимали на копьях при восторженных приветствиях, затем уж Император в храме приносил благодарственную молитву.

Но уже в V веке коронование производили в Церкви, возложение венца на голову совершается Патриархом и сопровождается литургией, а перед священнодействием венчания на царство Император произносит вышеприведенную клятву верности православию и принимает обязанность хранить его в государстве. В Х веке присоединяется Миропомазание, и при помазании миром Патриарх возглашает: «Свят, свят, свят». Этот возглас, освящающий личность Императора, троекратно повторяется клиром и народом, равно как и возглас «аксиос», который трижды произносит Патриарх при возложении венца не голову Царя. Император в священнической одежде входил после рукоположения в алтарь через царские врата, приобщался во время литургии по священническому чину отдельно тела и крови Христовой, кадил Св. трапезу Патриарха и народ, а во время великого выхода при перенесении Св. Даров с жертвенника на престол шел впереди иерархов в златотканой мантии с жезлом в левой руке и с крестом в правой. Кодин Куропалат, византийский историк, рассказывает: «Император же тогда имеет на себе чин церковный депутата (депутаты стояли на степени диаконской в Греческой церкви), обоя носящ си — есть крест и скипетр, идет перед всем входом; с обою сторону споследствуют ему варанги, все оруженосцы, юнота высокоблагородная числом около сотца, вси Императору сопоследствуют, за Императором идут диакони и священницы, святая сосуды и самыя святыя носящий». Симеон же Солунский говорит: «Святым Царь тако преходит, свидетельствуя яко поручничествовати долженствует и мирствовати Церковь, и предходити той и управляти тую и вся подклоняти той и рабы творити. Понеже сам рабство той свидетельствует и веру, не покровен сый странным тайным преходя».

При возложении порфиры патриарх читал над порфирой молитву: «Господи Боже наш, Царь царствующих и Господь господствующих». При возложении короны он читал молитву «Тебе единому Царю человеков» и сам возлагал ее на голову Императора. После коронации и литургии Царю подносился сосуд с человеческими костями и предлагался мрамор для выбора материала для своего гроба. В момент величайшего возношения ему напоминалось тем о бренности всего земного и необходимости смирения.

Таинство миропомазания сообщало Императору благодатные дары для несения царского служения, и благодать сия почитается столь сильной, что, подобно пострижению в монашеский чин, с ним Церковью связывается полное прощение всех до того совершенных грехов. 12 правило Анкирского поместного Собора, постановления коего наравне с постановлениями других 10 поместных Соборов были по силе приравнены 2-м правилом Вселенского Трулльского Собора к постановлениям Вселенских Соборов, — говорит: «Прежде крещения идоложертвовавших и потом крестившихся рассуждено производити в чин священный, яко омывших грех».

К этому правилу приложено в официальном сборнике правил Православной Церкви руководственное толкование канониста XII века Вальсамона, из которого явствует, какую силу усвояет Церковь таинству миропомазания. Вот что он говорит; «Пользуясь настоящим правилом, св. Патриарх Полиевкт раньше исключил из священной ограды святейшей Божией Церкви Императора Иоанна Цимисхия, как убийцу Императора Никифора Фоки, а потом принял его. Ибо вместе с Св. Синодом в состоявшемся в то время соборном постановлении, которое хранится в архивах хартофилакса, признал, что как помазание при святом крещении прощает совершенные до того времени грехи, какие бы то ни было, так, само собой разумеется, и помазание на царство прощает совершенное ранее Цимисхием убийство. Следуя тому постановлению, те, которые были расположены к снисходительности и считают Божие милосердие выше суда, говорят, что и помазанием в архиерейство прощаются совершенные до того прегрешения, и справедливо защищают мысль, что архиереи не подлежат наказанию за душевные скверны, совершенные до архиерейства, ибо подобно тому, как цари именуются и суть Божии помазанники, таковыми же именуются и суть и архиереи. Они доказывают свою мысль тем, что одну и ту же силу имеют и те молитвы, которые читаются при помазании царей и при хиротонии архиереев. А вместо елея, который по древнему закону изливался на царей и архиереев, служит, говорят, для архиереев бремя Евангелия, которое возлагается на голову им и печать хиротонизации через призвание Св. Духа. и затем на основе правила 19 Ник. Собора, 9 и 11 Неокес. и 27 пр. Св. Василия Великого, что хиротония архиереев и помазание царей изглаживают все грехи, совершенные до хиротонии и помазания, какие бы то ни было, рукоположение же священников и других священных лиц прощает малые грехи, как поползновение к греху, ложь и другие подобные, которые не подвергают низвержению, но не прощает блудодеяния».

Передкоронационная присяга, являющаяся по церковным правилам условием принятия в священный чин, руковозложение и миропомазание, сообщающие особую благодать Святого Духа, произнесение слов «свят, свят, свят», — показывает, что с возведением в Царский сан Церковь связывала принятие в особый чин, отличный от мирян. Он сообщал особые права, как, например, причащение отдельно Тела и Крови Христовых, вхождение в алтарь через царские врата, права субсидиарного законодательства и участие в делах Церкви, но и возлагал особые обязанности — быть в мире представителем Церкви и защитником вселенской древнехристианской истины. Этот же церковный чин призван был ограждать Императора от происков всяких врагов. Подобно монашескому чину Царский чин в Церкви, являя отречение от личной жизни, выделяет носителя его из среды мирян; но в то время как там это отречение делается во имя сораспятия Христу, здесь оно совершается во имя подвига для других, ради дарования им безмятежного жития и примера нравственного величия. Царь Грозный прекрасно это понимал, когда, заботясь о возведении себя в Царский сан компетентной властью Патриарха, в числе доводов представлял заслуги своих предков по содействию делу Церкви, когда перечислял заслуги своих сородичей, принявших иноческий сан, и имена тех, кто просиял в Церкви и причислен ею к лику святых.

Вознесенный на недосягаемую высоту чрез Священное Коронование и Миропомазание Византийский Император был в глазах восточного христианства верховным покровителем Церкви, государственным представителем Православия, защитником древнехристианской истины, эпистимонархом. Следствием рецепции нам Византийского права является то, что Русские Императоры, как мы увидим в соответствующей главе, венчаются, согласно ст. 57 и 58 Основных Законов, по тому же церковному чину и, следовательно, занимают то же положение по отношению к Церкви, о котором точнее говорит ст. 64 Основных Законов: «Император, яко христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в святой Церкви благочиния. В сем смысле Император в Акте о Престолонаследии 1797 г. 5 апреля (17910) именуется Главою Церкви». Это все тот же внешний епископ — advocayus ecclesiae. Рассмотрение Византийского права показало нам что с понятием Самодержавного Монарха там вовсе не связывалось понятие о власти безграничной. Напротив, власть его обуславливалась верностью Церкви и в этом находила незыблемую твердыню и непоколебимое основание. Это же стало основанием Царской власти и у нас в России.

СВЯЩЕННОЕ КОРОНОВАНИЕ И МИРОПОМАЗАНИЕ ИМПЕРАТОРА. ЗНАЧЕНИЕ МИРОПОМАЗАНИЯ КАК ТАИНСТВА. ИМПЕРАТОР — СВЯЩЕННЫЙ ЧИН
Ст. 57 И 58 Основных Законов

В порядке указанного миросозерцания для Царя есть ограничения, по силе своей превосходящие ограничения, вытекающие из статей 25 — 39 Основных Законов. Конечно, он присягает закону о престолонаследии, но этот закон в конце концов создан людьми и испытывает на себе судьбу всех человеческих законов, действующих rebus sic stantibus; могут меняться социально-политические условия и видоизменять общее правосознание, и могут меняться отдельные части законов о престолонаследии, как показывает и наша практика ХIХ века. Но при всех изменениях одна идея должна оставаться всегда, как неразрывно связанная с идеей православной легитимной монархии, — это преемство власти по закону, независимо от человеческого усмотрения, лишь по указанию Промысла Божьего. Однако эта мысль сама по себе производная и имеет своей незыблемой основой учение о недоверии к силам человеческим, как продукту греховной человеческой природы, и упование на то, что верный Православию Царь — подвижник власти стяжает смирением и подвигом благодать Всевышнего и будет, в силу совершаемого Церковью над ним таинства, проповедником действия этой благодати для всего народа.

Когда самодержавный монарх изменит Православию, то он сам себя уничтожит, как утверждение, ибо его власть выросла из недр православного миросозерцания и без него не имеет никакой опоры. Русский народ недаром так чтил Царя Грозного и Императора Павла, так верно понимавших идею самодержавия: свечи паломников перед гробом Императора Павла за упокой его души в Петропавловском Соборе никогда не угасали, а память о Грозном Царе жива в былинах. Вот почему забота о Православии лиц, могущих иметь право на Престол и связанных с Ним жизненной судьбою, есть вопрос бытия самого учреждения Православной Монархии.

Мысли о Православной Монархии дано выражение в разных статьях Основных Законов. Уже ст. 1 говорит, что верховной власти самодержавного монарха повиноваться не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает, именно потому, что подвиг его самодовлеющей власти освящен Церковью. Согласно ст. 39, находящейся в том отделе законов, которым присягает Царь, Царь принимает Миропомазание во время Священного Коронования, которое производится, согласно ст. 57 Основных Законов, по чину, установленному Православной Церковью. Чин этот во всех существенных чертах заимствован, как и идея освященной Царской власти, из Византийской Церкви. Ст. 58 упоминает особо, что перед Священным Коронованием Царь читает исповедание Православной веры. В примечании к этой статье, как ее основа, упомянут церковный чин Священного Коронования; государственный закон дает этим свою санкцию существующему церковному правилу Священного Коронования и Миропомазания, без которых Царская власть теряет свою основу и свой смысл, ибо без них нет Царской власти, как священного чина, а лишь простая человеческая власть, ничем не отличающаяся в принципе от всякой другой человеческой власти.

В кратких чертах мы опишем некоторые моменты Священного Коронования, ибо в них отражаются существенные черты того миросозерцания, которое создавало Царскую власть. Русская церковная мысль, в отличие от Византийской, различает власть учения, священнодействия и управления и не связывает с Царской властью права учить в Церкви и священнодействовать, так что Русский Царь не благословляет народ архиерейским благословением с дикирием в руках, не издает указов по вопросам вероучения, как то было в Византии, но тем не менее остается на положении особого чина в Церкви; он допускается к приобщению Святыми Дарами в Церкви по священническому чину у Престола отдельно Тела и Крови Христовых, входит через царские врата в алтарь; согласно с церковными правилами, перед рукоположением он читает исповедание православной веры, принимает рукоположение от патриарха или, за неимением его, венчающего митрополита, принимает миропомазание с произнесением сакральных слов «печать дара Духа Святаго», которое над всеми прочими людьми совершается один раз в жизни после крещения.

В главных своих чертах чин этот сложился у нас к концу XVII века. В существе своем он оставался одинаков со времени установления Царской власти, но происходили второстепенные дополнения и изменения, не касающиеся основных священнодействий. Так при короновании с самого возникновения чина возлагались на коронуемого перед рукоположением бармы, как знак посвящения в церковный сан; позже, при Екатерине I, когда царская шапка была заменена короной, то и царские одежды, цепь Животворящего древа и бармы были заменены порфирой и цепью ордена св. Андрея Первозванного; принятие церковного сана соединяется ныне с рукоположением и возложением порфиры. Со времени Феодора Иоанновича коронуемому Патриарх вручает скипетр, который как посох, является символом власти. Со времени царя Василия Шуйского вручается держава (яблоко владомое), означающая власть над землей, У римлян наверху скипетра был ореол, как и у нас, а наверху державы у них было изображение богини победы, после же введения христианства — крест, как теперь у нас. Как порфира — символ багряницы креста, так корона — символ тернового венца. Первая символизирует церковный сан, вторая — государственную власть. Знаки царской власти со времени Грозного возлагаются венчающим иерархом, но корона возлагается самим Императором на свою голову после ее благословения венчающим иерархом. Одно время был русский обычай при миропомазании помазывать бороду Государя, но потом этот обычай был оставлен.

Коронованию в первое время предшествовал молебен, но с XVIII века они соединены вместе; после коронования служится литургия и во время ее совершается миропомазание и причастие коронуемого. К древним молитвам присоединены еще две, из которых одну, приведенную в конце последней главы, читает Государь, а другую после него венчающий иерарх.

Священное Коронование начинается молебном св. Петру Митрополиту Московскому, как виновнику объединения Руси во главе с Москвой, и св. Сергию Радонежскому, как освободителю от ига неверных. Перед приступлением к коронованию, когда Государь всходит на трон, венчающий иерарх становится перед Государем и вопрошает: «Благочестивейший Великий Государь Наш, Император и Самодержец Всероссийский! Понеже благословением Божиим и действием Св. и Всеосвящающаго Духа и Вашим изволением имеет ныне в сем первопрестольном храме совершиться Вашего Величества коронование и от св. мира помазание; того ради по обычаю древних христианских монархов и Боговенчанных Ваших предков, да соблаговолит Величество Ваше вслух верных подданных ваших исповедать православную кафолическую веру. Како веруеши?» По прочтении Государем исповедания веры венчающий иерарх возглашает: «Благодать Пресвятаго Духа да будет с Тобой», — и начинает молебен с особыми прошениями в возглашаемой диаконом ектений:

«О еже благословитися Царскому Его венчанию благословением Царя царствующих и Господа господствующих».

«О еже укреплену быти скипетру Его Десницей Вышняго».

«О еже помазанием всесвятаго мира прията Ему с небес в правлении и правосудии силу и премудрость».

«О еже получити Ему благопоспешное во всем и долгоденственное царствование».

«Яко да услышит Его Господь в день печали и защитит Его Имя Бога Иаковля».

«А яко да пошлет Ему помощь от святаго и от Сиона заступит Его».

«Яко да подаст Ему Господь по сердцу Его и весь совет Его исполнит».

«Яко да подчиненные суды Его немздоимны и нелицеприятны сохранит».

«Яко Господь сил всегда укрепляет оружие Его».

«О еже покорити под нозе Его всякого врага и супостата».

«О еже благословитися царскому его венчанию и супруги Его благословением Его же Царя царствующих и Господа господствующих».

После чтения Евангелия на Императора Патриарх возлагает порфиру со словами: «Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа», крестит преклоненную голову Государя, возлагает на нее крестообразно руки и читает молитву:

«Господи Боже наш, Царю царствующих и Господь господствующих, Иже чрез Самуила пророка и бравый раба Своего Давида и помазавый его во царя над людом Твоим Израилем; Сам и ныне услыши моление нас недостойных, и призри, от Святаго жилища Твоего, и вернаго раба Твоего, Великаго Государя . Его же благоволил еси поставити Императора над языком Твоим, притяжательным честною Кровию Единороднаго Твоего Сына, помазати елеом радования, одей Его силою и высоты, положи на Главу Его венец от камене честнаго, и даруй ему долготу дней, даждь в десницу Его скипетр спасения, посади Его на Престол правды, огради его всеоружием Святаго Твоего Духа, укрепи его мышцу, сложи перед ним вся варварския языки, хотящие брани, всей в сердце Его страх Твой и к послушным сострадание, соблюди Его в непорочной вере, покажи Его известнаго хранителя Святыя Твоея кафолическия Церкви догматов, да судит люди Твоя в правде и нищия Твоя в судие, спасет сыны убогих и наследник будет небеснаго Твоего Царствия. Яко Твоя Держава и Твое есть царство и сила во веки веков».

Затем по возгласу диакона все преклоняют голову и Патриарх читает другую молитву:

«Тебе единому царю человеков подклони выю с нами, Благочестивейший Государь, Ему же земное царство от Тебе вверено; и молимся Тебе, Владыко всех, сохрани Его под кровом Твоим, «укрепи Его царство, благоугодная Тебе десяти всегда Его удостой, возсияй во днех Его правду и множество мира, да в тихости Его кроткое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и честности. Ты бо еси Царь мира и Спас душ и телес наших, и Тебе Славу возсылаем Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков».

Патриарх принимает корону и передает ее Императору, который сам ее надевает при возгласе Патриарха: «Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». После этого он читает молитву; «Видимое сие и вещественное Главы Твоея украшение, явный образ есть яко Тебя, Главу Всероссийскаго народа венчает невидимо Царь славы Христос, благословением Своим благостным утверждая Тебе владычественную и верховную власть над людьми Своими». Затем Патриарх вручает в правую руку скипетр, а в левую жезл с произнесением слов: «Во Имя Отца и Сына и Святаго Духа» и возглашает: «О Богом венчанный и Богом дарованный и Богом преукрашенный Благочестивейший, Самодержавнейший, Великий Государь Император Всероссийский! Приими Скипетр и Державу, еже есть видимый образ данного Тебе от Вышняго над людьми Своими самодержавия к управлению их и ко устроению всякаемаго желаемаго их благополучия».

После коленопреклоненной молитвы Государя, приведенной в конце предыдущей главы, Государь становится перед троном, а Патриарх и все присутствующие опускаются на колени, и Патриарх от лица народа читает молитву: «Боже великий и дивный, неисповедимою благостью и богатым промыслом управляяй всяческая, Его же премудрыми, но неиспытанными судьбами. «

Затем Патриарх говорит коронованному Государю приветственную речь и начинает литургию, в течение которой Император сидит на троне в полном облачении, в известные моменты литургии вставая и снимая корону (при чтении Евангелия, при великом выходе со Святыми Дарами, при словах: «Приидите, ядите», «Достойно», «Отче наш» и при пении «Святая Святым»). Во время литургии перед причащением два архиерея подходят к Государю и один из них возглашает:

«Благочестивейший Великий Государь Наш Император и Самодержец Всероссийский, Вашего Императорского Величества Миропомазания и Святых Божественных Тайн приобщения приближися время: того ради да благоволит Ваше Императорское Величество сея Великия Соборный Церкви к Царским вратам». Там у алтаря совершается миропомазание на челе, на очах, ноздрях, устах, ушах, персях и руках с известным сакральным возгласом. Один из митрополитов затем вводит Императора внутрь алтаря для причащения Святых Христовых Тайн по Чину Царскому, т.е. как и священнослужители. После литургии Царь поклоняется праху предков в Архангельском соборе: этот обычай установлен вместо Византийской акакии: «Вознесенные на высоту величия они приходили сюда, чтобы видеть конец престающего» (2 Кор. 3, 13). Обряд же акакии заключался в возложении при короновании в левую руку Императора шелкового платка с землею в напоминание о тленности земного величия.

Во всем этом чине, заимствованном, как мы уже говорили, из Византии, главными моментами являются: 1) чтение Православного исповедания, предшествующее по правилам Церкви рукоположению в священный чин, 2) возложение порфиры-багряницы и рукоположение Патриархом, 3) Миропомазание.

С рукоположением и возложением порфиры при чтении приведенных нами молитв соединяется мысль о выделении из состава обычных мирян и возведении рукополагаемого в Церковный чин. Именно такая мысль соединяется в рукоположением в 19 правиле I Вселенского Собора. Об извержении из священного чина правило говорит: «Аще же которые в прежнее время к клиру принадлежали, таковые, явясь безпорочными и неукоризненными, по прекращении да будут рукоположены епископом кафолической церкви. Аще же испытание обрящет их неспособными к священству, надлежит им изверженным быти священного чина. Подобно и в отношении к диакониссам и ко всем вообще причисленным к клиру тот же образ действий да соблюдается. О диакониссах же мы упомянули о тех, которые по одеянию за таковых принимаются. Ибо впрочем они никакого рукоположения не имеют, так что могут совершенно счисляемы быти с мирянами».

Подобно монашескому чину, Царский чин, являясь учреждением высшей полезности для Церкви, не составляет неотъемлемой части церковного устройства в том смысле, чтобы Церковь без него переставала бы существовать, как таковая, так, как она не может существовать без епископской власти. Тем не менее, вводя этот чин как часть в своем устройстве Церковь выделяет среди сынов своих от мирян как тех, кто отрекся от личной земной жизни во имя сораспятия Христу, так и того, кто отрекся от нее во имя несения подвига власти для дарования другим безмятежного жития. Это хорошо понимал Иоанн Грозный, когда в просьбе к патриарху о возведении его в Царский сан, представлял не только свои заслуги перед Церковью, по завоеванию татарских иноверных земель, но и заслуги предков, просиявших в Церкви и причисленных к лику святых.

Что касается миропомазания, то оно так же, как и в греческой Церкви, воспринимается как таинство и Императорами, и церковной иерархией, и церковной богословской мыслью. Мысль эта высказывается всеми передкоронационными манифестами. Для примера возьмем манифест 18 декабря 1796 г. Императора Павла:

«По вступлении нашем на прародительский наш Императорский Престол мы первым долгом почитаем принесть жертву благодарения Вседержителю, владеющему царствами человеческими, и, последуя с достодолжным благоговением примерам древних царей израильских, потом православных греческих Императоров, також благочестивых предков наших Самодержцев Всероссийских и других христианских государей, восприять новый залог благодати Господней, возложением на себя короны и священнейшим миропомазанием».

При коронации Императора Александра III Митрополит Платон говорил ему в приветствии:

«Мы радуемся и тому, что в Таинстве миропомазания, совершенном при короновании Твоем, Дух Божий невидимо сошел на Тебя и будет носиться над Тобой, как некогда носился над израильским царем Давидом; значит, ты вошел в ближайшее общение с Богом и находишься под особым покровом Господа сил, Который, по слову пророка, будет охранять и исхождение Твое от ныне и до века. Если же Бог за нас, то кто против нас. Наконец, мы радуемся и тому, что Дух Божий, сошедший на Тебя в святом миропомазании, таинственно сообщил Тебе, по учению нашей Церкви, различные дары Свои, потребные для Твоего великого Служения, дабы Ты, при помощи благодатной силы Божией, которая, по выражению Апостола, совершается в немощи нашей, мог надлежаще исполнить трудные царские обязанности к благу России».

Церковь в неделю Православия подвергает анафеме всех помышляющих, что «православные Государи возводятся на Престол не по особливому о них Божию благоволению, и что при помазании на них не изливаются дары Святаго Духа».

Вопрос о том, есть ли Царское Миропомазание особое таинство, восьмое, или повторение первого, совершенного над всеми однажды, не выяснен вполне. Профессор Суворов, утверждает, что это есть восьмое таинство, основываясь на том, что таинства отличаются друг от друга свойством низводимой благодати; дары, ниспосылаемые в первом после крещения таинстве миропомазания, сообщают благодатные силы, необходимые для жизни духовной, т.е. в области личной нравственности, тогда как в Царском Миропомазании сообщаются Царю силы, потребные для управления государством. [Суворов. Курс Церковного права, т. II, с.29] Таким образом, по мнению Суворова, хотя по внешности здесь повторение таинства, совершенного в детстве, но по свойству благодати на лицо — особое таинство. Преосвященный Макарий высказывается недостаточно определенно: в своем догматическом богословии он, с одной стороны, отрицает наличность особого восьмого таинства в Царском Миропомазании, а с другой стороны, усматривая в Царском Миропомазании особое таинство, как особый высший способ сообщения даров Святого Духа, потребных для царственного служения, он в то же время говорит, что это не есть повторение однажды совершенного над всеми таинства. Напротив, один из здравствующих ныне иерархов Русской Церкви, весьма начитанный в святоотеческой литературе, высказывается в том смысле, что Царское Миропомазание есть повторение однажды совершенного в детстве таинства. Он утверждает, что Государю сообщается сугубая благодать в виду его Царского служения, то есть та же благодать, которую он в детстве получил при Миропомазании подобно тому, как существует одно таинство священства, но три его степени, и епископ при архиерейской хиротонии получает лишь сугубую благодать таинства священства. Таковы отдельные мнения представителей русской церковной мысли о таинстве Царского Миропомазания, но соборного определения всей Церкви по этому вопросу пока не имеется.

В Византии Император считался посвящаемым в духовную иерархию и, по сообщению историка Кодина Куропалата, находился в чине депутата в диаконской степени. Русская церковная мысль не считает Императора возводимым в духовную иерархию, но связывает с ним понятие об особом священном чине. Что в Церкви вне иерархии могут быть священные чины помимо епископа, пресвитера и диакона, показывают и церковные правила. Об этом говорят между прочим 17 и 18 апостольские правила, а также и 3 правило VI Вселенского Собора: «Такожде взявший в супружество вдову или отверженную от супружества, или блудницу, или позорищную, не может быть епископом, или пресвитером, или диаконом, ниже вообще в списке священного чина».

Вследствие рукоположения и миропомазания Императора надо считать чином священным не в смысле вступления в духовную иерархию, ибо он не получает благодати священства, но в смысле особого освящения лица, открывающего ему правило на особые преимущества: входить в царские врата и причащаться наравне со священнослужителями; таким образом Царь при священнодействии ставится наряду со священнослужителями выше низшего клира и даже монашества. С этой точки зрения, Царская власть является институтом не только государственного, но и Церковного права. Император имеет преимущества в Церкви, ставящие его в некоторых отношениях наравне со священнослужителями, имеет и особые обязанности к Церкви, как верховный защитник и хранитель ее догматов, блюститель правоверия и всякого в Святой Церкви благочиния, согласно ст. 64 Основных Законов; об этих обязанностях говорится и в молитвах при Св. Короновании.

Мы знаем, что христианская Церковь первые три века существовала без христианской Императорской власти; однако после принятия христианства Императорами, они заняли в Церкви особое положение, которое делало их одной из активных сил в Церковном управлении в силу допущения Церковью. Профессор Суворов обращает особое внимание на это историческое развитие и возбуждает вопрос, не есть ли Царская власть учреждение не только канонического права, а права Божественного, непосредственно вытекающего из Священного Писания. Вот что он пишет; «Приведенное рассуждение Голубинского (о трех богоучрежденных степенях епископа, пресвитера, и диакона) не есть рассуждение одинокое, а вполне соответствует воззрению русских богословов, что в Церкви существует три степени священства, или три должности, как богоучрежденные институты: епископ, пресвитер и диакон. Русские богословы, однако, забывают, что не только Западная Церковь никогда не исчерпывала степеней духовной иерархии тремя, относя субдиаконов к ordines majores sive sacri, но и на Востоке иподиакон рассматривался как особая степень священства, связанная с хиротонией и принадлежащая к одной категории — клириков в собственном и тесном смысле слова. (Так говорят Вальсамон в толкованиях к 51 правилу Василия Великого и в толковании к 77 правилу Трулльского Собора и правилу 13 того же Собора.) Отсюда видно, что в Восточной Церкви существовал иной взгляд на число степеней священства или богоучрежденных священных должностей, чем какой проводится в русских богословских системах. При этом нельзя не указать еще не слабый пункт в русских богословских построениях. Признавая должности епископа, пресвитера и диакона за богоустановленные в Церкви институты, богословы не обращают внимания на ту высшую власть, которою управляется Церковь в юридическом смысле — власть Императорскую. Если в Церковном праве должна быть речь об институтах божественного права, то здравый смысл православного русского человека не может помириться с таким школьным построением, в силу которого современная диаконская должность, имеющая исключительно богослужебное значение, именно содействующая, как говорят, благолепию Церковного богослужения и в массе приходских Церквей не существующая, рассматривается, как богоучрежденный институт божественного права, а власть Императоров — преемников Константина, Феодосия и Юстиниана, пекущихся о благе Церкви. рассматривается как институт государственного, а не Церковного права. Для христианина представляла бы величайший соблазн та мысль, что в целом ряде прошедших веков Церковь со времени Константина Великого управлялась не по Господню Учреждению. [Суворов. Курс Церковного права]

Хотя мы не разделяем юридической конструкции профессора Суворова, по которой верховная правительственная власть в Церкви (iura intra sacra) принадлежит Императору, ибо на то в Церкви существует иерархия с соответствующей благодатью священства, тем не менее и для нас постановка вопроса профессора Суворова имеет интерес, ибо Царский подвиг самоотречения, власти и служения для дарования другим безмятежного жития представляет собой высший нравственный идеал личности, «непоколебимое основание и пример жизни», как писал в благословенной грамоте 1562 г. Вселенский Патриарх, — притом нравственный идеал, установленный и освященный Церковью.

Не все, содержащееся в Откровении о внешнем порядке и жизни Церкви, как обществе, имеет авторитет божественного (а не только канонического) права, но критерием того, что надо относить к нему, является разум не личный, а вселенский. Как Церковь не создает новых догматов в вопросах вероучения, а лишь констатирует то, что impicite содержится в Откровении, так она может извлечь из источников Откровения Божественное право и констатировать Божественный авторитет установления. «Вселенские Соборы определяли догматы, но, к сожалению, не устанавливали для всей Церкви институтов Божественного права», пишет проф. Суворов и приглашает Церковную науку заблаговременно подготавливать возведение некоторых институтов со степени канонического права на степень Божественного права.

Но и до восприятия такого понимания Царской власти Вселенской Церковью возможны частные мнения отдельных лиц и поместных Церквей, которые признают в ней установление Божественного права. В частности, наши Основные Законы исходят из такого понимания, когда в статье первой констатируют мировоззрение народа, говоря, что верховной власти Самодержавного Монарха повиноваться не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает.

В молитве своей во время Св. Коронования за народ Царь внутренне соединяется с народом. В этом священнодействии заложена не идея личного блага, а идея веры в то, что только благодатной силой свыше может строиться царство. Царь для народа — помазанник Божий; через него, верит он, и через послушание ему, через отсечение своего «я», устроится его благополучие на земле; без этого воздействия свыше, «без веры — зверь человек», — говорит народная пословица, и верит народ, что Царь умолит Бога за грехи народа. «Народ согрешит -Царь умолит», — так говорит пословица. В Священном Короновании заключается и завет Царя с Церковью, когда он — представитель веры и совести народа — читает свое исповедание перед Патриархом, а затем рукополагается им и получает от Церкви помазание чела во укрепление разума, помазание персей во укрепление сердца, очей, ушей и рук во освящение его дел, после чего он вводится ею во святая святых, как носитель священного чина.

И когда, всходя на трон предков, он возлагает на себя венец, препоясывает державу и скипетр, то он символизирует свое слияние с всей прежней историей своего народа, и поднимаются все Государственные знамена с гербами всех составных частей Империи. и салютует ему 101 пушечный выстрел.

gosudarstvo.voskres.ru