44. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных было большим шагом вперед в развитии уголовного законодательства Российской империи. Однако на нем по-прежнему висел большой груз феодальных принципов и предрассудков.

По Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. преступление определяется как противоправное виновное деяние. Данным определением не установлено четкого разграничения между преступлением и проступком.

В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. определяются формы вины, условия освобождения от уголовной ответственности (такие как несовершеннолетие, душевная болезнь и др.).

По Уложению 1845 г. основаниями, устраняющими вменение, являлись: случайность; малолетство (до 10 лет вменение исключалось, с 10 до 12 было условным); безумие; сумасшествие; беспамятство; ошибка (случайная или результат обмана); принуждение; непреодолимая сила; необходимая оборона.

Субъективная сторона подразделялась на:

1) умысел: с заранее обдуманным намерением; с внезапным побуждением, непредумышленный;

2) неосторожность, при которой последствия деяния не могли быть с легкостью предвидены; вредных последствий невозможно было предвидеть вообще.

Уложение различало соучастие в преступлении: по предварительному соглашению участников; без предварительного соглашения. Соучастники делились на: зачинщиков, сообщников, подговорщиков, подстрекателей, пособников, попустителей, укрывателей.

Система преступлений включала двенадцать разделов, каждый из которых делился на главы и отделения. Важнейшими были преступления против веры, государственные, против порядка управления, должностные, имущественные, против благочиния, законов о состоянии, против жизни, здоровья, свободы и чести частных лиц, семьи и собственности.

Классификация преступлений (по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.):

1) религиозные (около 80 видов): богохульство, совращение православного в другую веру и др.;

2) государственные (около 20 видов): государственная измена, бунт, покушение на императора и др.;

3) преступления против порядка управления: неповиновение начальству и др.;

4) должностные преступления: взяточничество, опоздание на работу и др.;

5) преступления против личности: убийство и др.;

6) преступления против имущества: разбой, грабеж и др.

Система наказания составляла сложную иерархию наказаний уголовных и исправительных. Уложение предусматривало 11 родов наказаний, разделенных на 35 ступеней (от смертной казни до внушения).

Наказания (по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845):

1) уголовные, которые сопровождались лишением всех прав состояния: смертная казнь (назначалась только за политические преступления); каторжные работы (от 5 лет до пожизненных) с последующим поселением в Сибири; пожизненная ссылка в Сибирь; ссылка на Кавказ (назначалась за религиозные преступления, не назначалась военным);

2) исправительные, которые сопровождались лишением лишь некоторых прав состояния: телесные наказания (например, битье кнутом, клеймение); ссылка в Сибирь на определенный срок; кратковременное заключение, которое могло быть реализовано либо в крепости, либо в тюрьме); штраф; кратковременный арест; выговор.

www.e-reading.mobi

УЛОЖЕНИЕ О НАКАЗАНИЯХ УГОЛОВНЫХ И ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ 1845 г.

В 1845 г. было принято Уложение о наказаниях уго- 1 J ловных и исправительных.

В Уложении не было четкой грани между понятием «преступление» и «проступок». В ст. 4 записано следующее: «Преступлением или проступком признается как самое противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания уголовного или исправительного законом предписано».

В Уложении 1845 г. определились формы вины, условия освобождения от уголовной ответственности (например, малолетство, безумие). По Уложению 1845 г. основаниями, устраняющими вменение, являлись: случайность: малолетство (до 10 лет вменение исключалось, с 10 до 12 лет было условным); безумие; беспамятство; ошибка (случайная или результат обмана); принуждение; непреодолимая сила; необходимая оборона.

Сроки давности устанавливались лишь для преступлений.

Субъективная сторона подразделялась на умысел (с заранее обдуманным намерением, с внезапным побуждением, непредумышленный) и неосторожность (при которой последствия деяния не могли быть с легкостью предвидены; вредных последствий невозможно было предвидеть вообще).

Уголовная ответственность устанавливалась с семи лет. Незнание закона не освобождало от ответственности.

Уложение различало соучастие в преступлении: по предварительному соглашению участников; без предварительного соглашения. Соучастники делились на зачинщиков, сообщников, подговорщиков, подстрекателей, пособников, попустителей, укрывателей.

Система преступлений включала 12 разделов, каждый из которых делился на главы и отделения.

Уложение предусматривало сложную систему уголовных и исправительных наказаний (11 родов наказаний, разделенных на 35 ступеней — от смертной казни до внушения).

рЗ“ на уголовные, которые сопровождались лишением всех прав состояния: смертная казнь (назначалась только за политические преступления); каторжные работы (от пяти лет до пожизненных) с последующим поселением в Сибири; пожизненная ссылка в Сибирь; ссылка на Кавказ (назначалась за религиозные преступления, не назначалась военным);

53= исправительные, которые сопровождались лишением лишь некоторых прав состояния: телесные наказания (например, битье кнутом, клеймение); ссылка в Сибирь на определенный срок; кратковременное заключение, которое могло быть реализовано либо в крепости, либо в тюрьме; штраф; кратковременный арест; выговор.

Кроме того, наказания делились: на главные (11 родов наказания), дополнительные (поражение в правах, покаяние, конфискация, учреждение опеки, отдача под надзор полиции, запрещение промысла), заменяющие (могли заменить главные), особенные (исключение со службы, отстранение от должности, выговор, вычет из жалованья, замечание), исключительные (лишение христианского погребения, частичное лишение права наследования). 45.

lawbook.online

Учебные материалы по Истории России

ответы на вопросы в краткой и полной форме

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.

В 1845 г. был принят новый уголовный кодекс, названный «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных«. В нем сохранялся сословный подход к квалификации наказания и определению санкций, в соответствии с установленными привилегиями.

Под преступлением понималось «как само противозаконное деяние, так и неисполнение того, что под страхом наказания законом предписано». (В 1848 г. стали проводить различие между преступлением и проступком).

Уложение 1845 г. перечисляло основания, по которым устранялось вменение:

· малолетство (до 10 лет вменение исключалось, с 10 до 14 было условным),

· безумие, сумасшествие, беспамятство,

· ошибка (случайная или результат обмана)

Субъективная сторона подразделялась на:

1) умысел, а) с заранее обдуманным намерением, б) с внезапным побуждением, непредумышленный;

2) неосторожность, при которой: а) последствия деяния не могли быть с легкостью предвидены, б) вредных последствий невозможно было предвидеть вообще.

Уложение различало соучастие в преступлении:

а) по предварительному соглашению участников и

б) без предварительного соглашения.

Соучастники делились на: зачинщиков, сообщником, подговорщиков, подстрекателей, пособников, попустителей, укрывателей.

Система наказания составляла сложную иерархию наказаний уголовных и исправительных. Уложение предусматривало одиннадцать родов наказаний, разделенных на тридцать пять ступеней, расположенных по степени тяжести (от смертной казни до внушения).

К уголовным наказаниям относились: лишение всех прав состояния и смертная казнь, лишение всех прав состояния и ссылка на каторгу, лишение всех прав состояния и ссылка ни поселение в Сибирь или на Кавказ. Лишение всех прав состояния означало гражданскую смерть: лишение прав, преимуществ, собственности, прекращение супружеских и родительских прав.

К исправительным наказаниям относились: лишение всех осо­бенных прав и преимуществ (почетных титулов, дворянства, чинов, знаков отличия, права поступать на службу, записываться в гильдии, быть свидетелем и опекуном) и ссылка в Сибирь, отдача в исправи­тельные арестантские отделения, ссылка в другие губернии, зак­лючение в тюрьме, в крепости, арест, выговор в присутствии суда, замечания и внушения, сделанные судом или должностным лицом, денежные взыскания. Применялось также частичное лишение некоторых прав и преимуществ.

Наказания подразделялись на общие:

1) главные составляли одиннадцать родов наказания,

2) дополнительные следовали за главными (поражение в правах, покаяние, конфискация, учреждение опеки, отдача под надзор полиции, запрещение промысла),

3) заменяющие могли заменить главные.

Их дополняли особенные наказания (исключение со службы, отстранение от должности, понижение по службе, выговор, вычет из жалованья, замечание) и исключительные наказания (лишение христианского погребения, частичное лишение права наследования).

Система преступлений включала двенадцать разделов, каждый их которых делился на главы и отделения. Важнейшими были преступления против веры, государственные, против порядка управления, должностные, имущественные, против благочиния, законов о состоянии, против жизни, здоровья, свободы и чести частных лиц, семьи и собственности.

istoria-russia.ru

Наказания по уложению 1845 г

263. В нашем праве постановления об обстоятельствах, изменяющих ответственность, были впервые систематизированы в Проекте 1813 г., а затем по этому образцу были сгруппированы эти обстоятельства и в Своде законов, в главе четвертой (ст. 117-143 в изд. 1842 г.). По той же системе были изложены постановления об определении наказания судьей и в Уложении 1845 г. В основу этих постановлений Свода и Уложения была положена немецкая система Фейербаха, т. е. в них были не только подробно исчислены обстоятельства, при наличности коих суд мог изменять определенную в законе ответственность, но и был точно установлен размер влияния каждого из этих обстоятельств.

Существенную перемену в этом отношении сделали Уставы 1864 г., введя в наше право французскую систему обстоятельств, уменьшающих вину. В «Журнале Государственного Совета» 1862 г., №65, по этому поводу было объяснено: законодательство наше при издании Уложения о наказаниях не могло не принять во внимание неудовлетворительности личного состава наших судебных мест и вследствие того старалось ограничить судей в назначении наказания. С этой целью определены до мельчайших подробностей обстоятельства, могущие увеличить или уменьшить вину и наказание. Никакой закон не может ни предусмотреть всех обстоятельств, которые необходимо принять в соображение при определении подсудимому меры наказания, ни определить значения каждого из сих обстоятельств, между тем чрезмерное стеснение судей в определении наказания имеет весьма вредные для правосудия последствия. Судьи, не будучи вправе смягчить наказание подсудимому, заслуживающему, по их мнению, снисхождения, решаются скорее признать его неизобличенным, чем приговорить к наказанию чрезмерно строгому. Посему общественный порядок гораздо лучше поддерживается неизбежностью умеренных наказаний за преступления, чем строгостью кар, редко применяемых. На этих соображениях и были построены статьи 774 и 828 Устава уголовного судопроизводства, предоставляющие суду и присяжным право признавать подсудимого заслуживающим снисхождения по их внутреннему убеждению.

Таким образом, с 1864 г. в нашем праве оказались две системы, определяющие порядок назначения наказания, системы, различные не только в подробностях, но и в самом их существе, а потому при издании Уложения в 1866 г. пришлось исполнить трудную задачу: соединить в одну эти несоединимые системы. Понятно, что постановления нашего права по сему предмету представлялись крайне запутанными и непоследовательными и вызывали полное осуждение как с теоретической, так и с практической стороны; почему Редакционная комиссия совсем отказалась от системы Уложения и примкнула к началам, усвоенным Судебными уставами.

По Уложению 1845 г. при определении прав судьи при выборе наказания различали два случая: 1) выбор наказания в пределах законной санкции и 2) переступление судьей пределов этой санкции; хотя нельзя не прибавить, что даже и это коренное различие принятой в Уложении 1845 г. немецкой системы проводилось в законе далеко не последовательно.

В первом отношении, согласно точному смыслу статей 147—149 Уложения, выбор соответственной меры наказания в пределах, назначенных законом за данное деяние, был вполне предоставлен усмотрению судей, и притом даже по делам, решаемым с участием присяжных заседателей,— судьям коронным.

Закон довольствовался в этом отношении только общими указаниями, что суд при выборе меры руководствуется важностью вины и сопровождавшими содеянное обстоятельствами, а по ст. 149 Уложения — и состоянием подсудимого [1] . Но вместе с тем суд, как было установлено нашей практикой, осуществляя это свое право, был обязан указать в своем приговоре те основания, по коим он сделал выбор [2] .

Между обстоятельствами, уменьшающими ответственность, Уложение различало обстоятельства, уменьшающие вину и наказание, и обстоятельства, смягчающие наказание.

Обстоятельства, уменьшающие вину, были исчислены в статье 134 Уложения, которая относила сюда: 1) мотивы и побуждения, вызвавшие преступную деятельность, а именно: а) глупость, легкомыслие, слабоумие и крайнее невежество, которым воспользовались другие для вовлечения виновного в преступление; б) сильное раздражение, вызванное обидами или другими поступками потерпевшего; в) вовлечение в преступление убеждениями, приказаниями или дурным примером людей, имевших над ним по природе или по закону высшую сильную власть, и г) крайность и совершенное неимение средств к пропитанию и работе; 2) раскаяние или сожаление к жертве, проявленное виновным во время учинения преступления, когда он не довершил всего преднамеренного, а особливо если удержал от того своих соучастников, и 3) поведение преступника после учинения преступления, свидетельствующее о его неполной испорченности, а именно: а) отвращение, по содеянии преступления, вредных от оного последствий и вознаграждение причиненного зла; б) добровольное и чистосердечное признание в преступлении и раскаяние в нем, буде оно последовало прежде, чем пало на виновного подозрение, или на одном из первых допросов, и в) благовременное и откровенное раскрытие соучастников. Причем этот перечень, хотя и выраженный в самых общих выражениях, представлялся, однако, с одной стороны, весьма неполным, а с другой — не согласованным с другими постановлениями Уложения, как, например, с постановлениями о наказуемости соучастников, о добровольно оставленном покушении и т. д.

Устав о наказаниях также указывал обстоятельства, уменьшающие вину (ст. 13), но в более упрощенном виде, относя сюда: 1) мотивы и побуждения — слабоумие, крайнее невежество, сильное раздражение, происшедшее не от вины самого подсудимого; крайность и неимение никаких средств к пропитанию и работе; 2) прежнее безукоризненное поведение; 3) добровольное, до постановления приговора, вознаграждение понесшего вред и убытки, и 4) признание и чистосердечное раскаяние.

В Воинском уставе о наказаниях не содержится перечня обстоятельств, уменьшающих вину; но статья 79 признает при нарушениях обязанностей военной службы таким обстоятельством кратковременное нахождение на оной не более года; в этих случаях наказание может быть уменьшено в мере и даже одною степенью; но это правило теряет силу, если такие лица действовали в соучастии с другими и были главными виновными или если они виновны в повторении такого проступка.

Перечень обстоятельств, уменьшающих вину по Уложению изд. 1845 г., имел исчерпывающее значение, так как ст. 141 (147 по изд. 1857 г.) говорила, что суд может уменьшать наказание по одному или нескольким из означенных выше сего обстоятельств; но после согласования Уложения с Уставами вопрос этот существенно изменился.

Во-первых, в Мировом уставе указания ст. 13 имели несомненно только значение примеров, так как в самом тексте статьи было сказано, что обстоятельствами, уменьшающими вину преимущественно (но не исключительно) признаются те, которые указаны в этой статье.

Во-вторых, по делам, рассматриваемым с участием присяжных заседателей, указания ст. 134 не могли также иметь исчерпывающего значения, так как, согласно указанию ст. 804 Устава уголовного судопроизводства, присяжные могли, в случае осуждения подсудимого, если найдут к тому достаточные основания, признать его заслуживающим снисхождения.

В-третьих, по делам, решаемым коронными судьями — одними или с участием сословных представителей — по разъяснениям Правительствующего Сената (решения 68/937, Федорова; 69/661, Журина; 70/34, Гудкова), суд не имел того безотчетного права смягчения наказания, которое предоставлено присяжным заседателям, а должен был указать в приговоре, какие именно обстоятельства приняты им в соображение при определении меры наказания; причем эти обстоятельства должны были принадлежать к* более или менее общим всем родам преступлений и быть указаны в статьях 134 и 135. Впрочем, в решении по делу Федорова Сенат признал, что суд может сверх оснований, указанных в ст. 134, ссылаться и на другие обстоятельства, вызывающие снисхождение к виновному, а в некоторых решениях (68/756, Колосова; 69/1008, Балашева; 70/34, Гудкова и др.) Сенат даже высказал, что хотя голословное указание суда на наличность уменьшающих обстоятельств, без ссылки на определенные пункты ст. 134, и представляется неправильным, но однако оно само по себе не может служить основанием для отмены приговора [3] .

По Уложению изд. 1845 г. суд, установив наличность одного из обстоятельств, уменьшающих вину, и сообразив с другими сопровождавшими вину обстоятельствами, мог более или менее уменьшить меру наказания, но, однако ж, в определенной законом степени; таким образом, уменьшение наказания не было обязательно для судьи, и притом это постановление не имело значения при тех наказаниях, которые не имели степеней, как смертная казнь, или не могли изменяться в пределах степени, как, например, каторга без срока, ссылка на поселение.

По согласованию Уложения с Судебными уставами (по изд. Уложений 1866 и 1885 гг.), по ст. 135 суду предоставлялось право не только уменьшать меру в пределах степени, но понижать наказание одной или двумя степенями, а по преступлениям печати одной или несколькими степенями, или даже переходить к высшей степени ближайшего низшего рода наказания. Это положение пополнялось ст. 774, в которой было указано, что суд при наличности таких обстоятельств смягчает наказание одной или двумя степенями, переходя притом и к ближайшему низшему роду наказания, если в высшем, по Уложению о наказаниях, нет степени, ниже назначенной в законе за преступное деяние подсудимого. При этом по делам, решаемым без участия присяжных заседателей, суду только предоставлялось право смягчать наказание, так что пользование этим правом вполне зависело от его усмотрения; при решении же дел с присяжными суд, по ст. 828 Устава уголовного судопроизводства, в случае признания ими подсудимого заслуживающим снисхождения, должен был уменьшить наказание на одну степень [4] и мог, если усмотрит в деле особые обстоятельства, уменьшающие вину, уменьшить на две степени, причем в последнем случае суд должен был в своем приговоре привести основания, по коим он допустил такое значительное смягчение наказания (73/841, Иванцова).

Так как Устав о наказаниях не знал деления наказаний по степеням, то на него и не могло быть распространено правило, выраженное в ст. 135 Уложения, а взамен его внесено особое постановление в ст. 12, которая должна была служить руководством и для общих судебных мест, в случае назначения ими наказания по Уставу (примеч. к ст. 147 Уложения) [5] .

На основании ст. 12 мировой судья, уменьшая наказание ввиду признания им наличности смягчающих обстоятельств [6] , руководствовался следующими правилами: 1) если за данное деяние по Уставу было назначено заключение в тюрьме, то судья мог только выбирать в пределах высшей и низшей меры и ни в каком случае не мог переходить за пределы последней, а тем более переходить к аресту; 2) если был назначен в законе за данное деяние арест, причем высший размер его положен свыше трех дней, то суд при уменьшении наказания не мог назначить арест на три дня или менее; если же высший предел не превышал трех дней (единственный случай в ст. 114 Устава о наказаниях), то он мог назначить арест и в низших сроках [7] ; наконец 3) если в законе было определено денежное взыскание, и притом только в одном высшем размере, то таковое смягчалось по усмотрению судьи. Таким образом, это последнее правило не распространялось на те денежные взыскания, которые назначались в законе в определенном размере, например, в размере двойной или тройной стоимости порубленного леса, или в известной сумме за каждый день неисполнения требования об объявлении полиции о прибывших в дом и т. п. В подобных случаях суду не предоставлялось никакого права на смягчение наказания.

Другую группу составляли обстоятельства, смягчающие наказания, предусмотренные в ст. 153 Уложения о наказаниях изд. 1885 г. [8] Закон относил сюда:

1) Полное чистосердечное сознание подсудимого, явившегося с повинной, или и взятого к допросу по подозрению, если он не только укажет всех сообщников, но и сверх того доставлением верных и своевременных сведений предупредит исполнение какого-либо другого преступного умысла, так что этим пунктом не мог воспользоваться преступник, не имевший сообщников или не имеющий сведений о каком-либо ином преступлении, кроме учиненного им [9] .

2) Добровольное и полное сознание подсудимого, если он притом заслуживает особого снисхождения по прежней безупречной службе или по отличным заслугам и достоинствам.

3) Долговременное нахождение под судом и под стражей, если при том подсудимый признан виновным в таком преступлении, которое не влечет лишения всех прав, безотносительно к юридическому значению предъявленного к нему обвинения [10] .

Сверх сего, в Уложении изд. 1845 и 1857 гг. находился еще 4-й пункт, на основании коего признавалось причиной смягчения наказания принятие нехристианином во время суда и следствия православия; но этот пункт был отменен по Закону 24 марта 1866 г. (Полное собрание законов, №43138), как несогласный с достоинством православной церкви.

Все эти пункты имели только значение примеров, так как ст. 154 Уложения прямо говорила: «во всех сих случаях, и в других чрезвычайных, когда представляются особые уважения к смягчению участи подсудимого», так что осуществление права, предоставленного суду по ст. 134, вполне зависело от его усмотрения. Но, однако, как указал Сенат в решении по делу Тюлеаралбаева (82/15), суд должен почерпнуть основания снисхождения только из особенностей рассматриваемого события преступления, обращая внимание на образ действия виновного, обстоятельства, вызвавшие преступление, на личность преступника, на обстановку, в которой он находится, и т. п., и с этой точки зрения мотивировка суда относительно применения ст. 154 водлежала проверке в порядке кассационном [11] .

При наличности этих обстоятельств по Уложению изд. 1845 и 1857 гг. наказание не только могло быть уменьшаемо в мере, но смягчаемо в степени и даже в роде, с тем, однако, что суды 1-й и 2-й степени, не приводя своего заключения о наказании в исполнение, представляли о сем на усмотрение Правительствующего Сената, а последний, если находил сие нужным, ходатайствовал пред государем императором о перемене постановленного в законе наказания, определяя и меру предполагаемого смягчения.

Позднее, на основании Закона 27 декабря 1865 г., при наличности этих обстоятельств суд не только мог уменьшить наказание, согласно ст. 135 Уложения, т. е. понизить наказание на одну или две степени с переходом в подлежащих случаях к следующему роду, но он мог, на основании ст. 775 Устава уголовного судопроизводства, ходатайствовать перед Императорским Величеством, через министра юстиции, о смягчении наказания в размере, выходящем из пределов судебной власти, или и о полном помиловании виновного, вовлеченного в преступление несчастным для него стечением обстоятельств.

Редакционная комиссия по составлению проекта нового Уложения, устраняя совершенно неопределенную санкцию и допуская безусловно определенную только в исключительных случаях, и то лишь по отношению к дополнительным наказаниям, значительно упростила и санкцию относительно определенную, устранив деление наказаний на степени и предоставив суду большой простор в выборе меры ответственности, благодаря значительности расстояния между высшими и низшими пределами наказания и дробимости каждого отдельного вида наказания [12] . Но само собою разумеется, что суд и теперь хотя и свободен в выборе оснований определения размера ответственности в пределах законной меры, но тем не менее этот его выбор не может зависеть только от его произвола. Судья должен помнить, что основой ответственности служит судимое деяние с выразившимися в нем свойствами личности учинившего и что при относительно определенной санкции нормальным наказанием всегда предполагается средняя мера наказания, назначенного в законе. «Выбор меры наказания,— говорит объяснительная записка,— вполне зависит от усмотрения суда, т. е. от соображения условий и обстоятельств, сопровождавших деяние. В простейшей своей форме этот выбор должен основываться на такой схеме: в тех случаях, когда деяние представляет обыкновенный, как бы нормальный тип данного рода преступлений, или где хотя и существуют обстоятельства, отягчающие или ослабляющие виновность, но в равномерности, взаимно покрывая друг друга, там должна быть применяема и средняя мера назначенного в законе наказания; наличность или перевес обстоятельств, отягчающих вину, будет приближать ответственность к назначенному за данное деяние высшему пределу наказания; наличность же или перевес обстоятельств, ослабляющих вину, к его низшему пределу» [13] .

При этом, однако, комиссия полагала, что в жизни могут встретиться такие оттенки преступности, совокупность таких условий, которые, не видоизменяя ни родового, ни видового состава преступления, должны влечь за собою изменение ответственности свыше пределов, установленных законом.

Эти условия по действующему Уложению распадаются на две группы: 1) точно определенные в законе, как, например, отбытие части наказания за границей,—меньшая наказуемость деяния по законам времени его учинения, покушение, несущественное пособничество и т. д.; и 2) неопределенные, слагающиеся из самых разнообразных условий, видоизменяющихся в каждом отдельном случае; таковы, например, побудительные причины учинения деяния, степень умственного и нравственного развития обвиняемого, разнообразные оттенки состояния уменьшенной вменяемости, размер причиненного вреда, поведение преступника после совершения преступления и т. д.

Признание наличности в деле таких обстоятельств, вызывающих снисхождение к преступнику, по делам, решаемым с участием присяжных заседателей, принадлежит им, и суд в этих случаях, уменьшая наказание, может сослаться только на факт такового признания; по всем же прочим делам, где признание таких условий зависит от суда, он должен изложить в пригов’оре основания смягчения.

Признание подсудимого заслуживающим снисхождения вследствие наличности уменьшающих обстоятельств имеет всегда индивидуальный характер; поэтому, если по делу обвиняются несколько подсудимых, то наличность таких обстоятельств должна быть установлена по отношению к каждому из них; равным образом, если один подсудимый обвиняется в нескольких преступных деяниях, то наличность смягчающих обстоятельств должна быть признана по отношению к каждому деянию.

Особого вопроса о наличности смягчающих обстоятельств присяжным заседателям не предлагается, а по ст. 814 Устава уголовного судопроизводства возбуждается ими самими, и если за снисхождение выскажется 6 человек, то к ответу присяжных присоединяется: «подсудимый по обстоятельствам дела заслуживает снисхождения». Конечно, по мысли законодателя, признание заслуживающим снисхождения не может зависеть от жалости и сострадания присяжных или от их произвола, а должно основываться лишь на обстоятельствах дела. Это определяется свойством обязанности, возложенной на них Уставом; это гарантируется клятвенным обещанием, даваемым присяжными,— не только не осуждать невинного, но и не оправдывать виновного; на это, наконец, указывает текст ст. 814 Устава уголовного судопроизводства, в особенности в предполагаемой Комиссией по пересмотру Уставов редакции, в которой прежнее выражение: «вопросу о том, заслуживает ли подсудимый снисхождения» заменено более полным определением — «вопросу о том, усматриваются ли в деле обстоятельства, на основании коих подсудимый может быть признан заслуживающим снисхождения». Присяжные призваны установить виновность подсудимого в предъявленном к нему обвинении, и признание в деле наличности обстоятельств, вызывающих снисхождение, есть только выполнение части этой задачи; присяжные могут, по долгу совести и присяги, признать виновного заслуживающим снисхождения лишь на основании обстановки преступного деяния, характера и размеров вреда, личных свойств обвиняемого, насколько они проявились в данном деянии, его отношения к совершенному и т. п.; но они не могут руководствоваться никакими соображениями, не относящимися к судимому деянию и к личности ^преступника, ни во вред, ни в пользу обвиняемого; они не могут руководствоваться ни соображениями о бесцельности уголовного запрета или о чрезмерной суровости наказания, о возможности вредного влияния его на подсудимого, ни тем более какими-либо иными политическими или социальными соображениями (88/16, Кетхудова). Та же мысль повторена Сенатом в решении 1895 г. №17, по делу Палем: составители Судебных уставов, говорит Сенат, никоим образом не предполагали, чтобы внутреннее убеждение было простым усмотрением и чтобы присяжные при исполнении возложенных на них обязанностей могли выходить даже за общие пределы прав, предоставленных судьям как применителям установленной законом кары к нарушителям его велений; напротив того, закон под внутренним убеждением понимает убеждение, основанное лишь на обсуждении в совокупности всех обстоятельств дела (ст. 804), значение и силу коих председательствующий должен объяснить присяжным.

По делам, решаемым без участия присяжных заседателей, право признания наличности смягчающих обстоятельств принадлежит всецело коронным судьям; но сохраняют ли они это право и по делам, решаемым с участием присяжных заседателей, независимо от права сих последних?

В целом ряде решений Правительствующий Сенат начиная с 1867 г. (реш. по делу Лашкова, №611) признавал, что право смягчения предоставлено суду независимо от присяжных заседателей и что поэтому суд может уменьшить наказание, на основании ст. 774 Устава уголовного судопроизводства, на одну или две степени и в том случае, когда присяжные не дали подсудимому снисхождения. Сенат принял такое толкование по следующим соображениям: 1) что в ст. 135 не сделано никакого различия между приговорами, постановляемыми без участия присяжных и при их участии; 2) что хотя ст. 774 помещена в разделе о постановлении приговоров без участия присяжных, но на нее сделана ссылка в ст. 826 Устава уголовного судопроизводства; 3) что ст. 828 Устава уголовного судопроизводства также в этом отношении никаких ограничений не содержит и 4) что такое толкование с очевидностью вытекает из соображений, на которых построены эти законоположения [14] .

Но все эти соображения, по моему мнению, не имели решающего значения и при действии Уложения 1845 г. Статья.135, говоря о праве суда уменьшать наказание, вовсе не касалась судопроизводственного вопроса о том, кому принадлежит это право; ст. 826 содержит ссылку на предшествующее отделение, но прибавляет: «с соблюдением лишь изъятий», в следующих статьях определенных, а в числе этих статей находится ст. 828, по содержанию своему заменяющая ст. 774; наконец, в соображениях редакторов но отношению именно к данному вопросу никаких вполне определительных указаний не содержится.

Между тем такое толкование не соответствует основному началу взаимоотношений прав судей и присяжных. Установление обстоятельств, уменьшающих вину, относится, несомненно, к определению степени виновности лица, к фактической стороне дела, выяснение коей возложено законом на присяжных, а потому перенесение такого права на судей коронных может быть допущено только в силу прямого указания законодателя, как это и сделано, например, в 828-й статье Устава уголовного судопроизводства относительно права суда на уменьшение ответственности на две степени. При осуществлении же взгляда, проводимого Сенатом, может оказаться, что судьи признают существование такого обстоятельства, которое было прямо отвергнуто присяжными, внося таким образом в приговор полное фактическое противоречие, как это оказалось, между прочим, и по делу Лашкова, который обвинялся и был признан виновным в убийстве с обдуманным заранее намерением и из засады, причем присяжные не признали в деле обстоятельств, уменьшающих вину, а между тем суд применил 135-ю статью Уложения и 774-ю Устава уголовного судопроизводства на том основании, что он убил после ссоры и вследствие сильного раздражения, вызванного насильственными действиями убитого [15] .

Впрочем, и Сенат не провел вполне последовательно свое воззрение, так как в других решениях, и вполне правильно, он признал, что, применив статью 828, суд не может уже применять ст. 774 и уменьшать наказание более чем на две степени, а о таковом чрезвычайном снисхождении может только ходатайствовать перед Его Императорским Величеством.

Но при пересмотре Судебных уставов практика Сената была удержана, и всякие сомнения в сем отношении устранены предполагаемым новым изложением текста ст. 774: «При определении наказания по закону, по делам, решаемым без участия присяжных заседателей общего состава или с их участием, суду предоставляется право по обстоятельствам, уменьшающим вину подсудимого, смягчать наказание. »

Признание наличности обстоятельств, уменьшающих вину, влечет по Уложению троякие последствия.

Во-первых, виновный не может быть подвергнут высшей мере наказания, за это преступное деяние в законе назначенного; так, если за данное деяние назначена каторга не свыше 10 лет, то он, ввиду ст. 22 проекта, не может быть приговорен к каторге свыше 9 1/2 лет; если назначен исправительный дом на срок не свыше 3 лет, то суд не может назначить его свыше 2 лет 11 месяцев и т. д. При этом, разумеется, в тех случаях, когда назначенное в законе за судимое деяние наказание неизменяемо — смертная казнь, каторга без срока или поселение, то суд обязательно переходит к следующему роду.

Во-вторых, ввиду этих обстоятельств суд может спуститься до низшего предела наказания, установленного в законе за данное преступное деяние.

В-третьих, суду предоставляется право спуститься и за этот предел, и притом двояко. Если в законе назначен особый определенный minimum , то суд, переходя за него, может дойти до общего низшего предела данного рода наказания; так, если в законе назначена за данное деяние каторга не ниже 10 лет или тюрьма на срок не ниже 6 месяцев, то суд может дойти до общего низшего предела этих наказаний, т. е. назначить каторгу на 5 лет, тюрьму на 2 недели, но не может перейти к следующему низшему роду наказания; если же в законе за данное деяние особого низшего предела не установлено, а таковым является общий низший предел этого рода наказания, то суд может перейти и к следующему низшему роду в указанной законом постепенности, а именно: от смертной казни — к каторге без срока или на срок от 10 до 15 лет; от каторги без срока — к каторге срочной; от каторги срочной — к исправительному дому; от поселения — к заключению в крепость на срок не ниже одного года; от исправительного дома — к тюрьме; от тюрьмы — к аресту.

В этом последнем случае закон не упоминает о трех наказаниях, при которых, следовательно, суду не предоставлено право перехода к другому низшему наказанию, а именно: о заточении, аресте и денежной пене. Причина этого, как указано в объяснительной записке, заключается в слишком незначительном общем низшем пределе этих наказаний.

Сверх сего, по ст. 47 проекта Редакционной комиссией было указано, что если виновный будет признан по наличности в деле чрезвычайных обстоятельств, уменьшающих вину, заслуживающим особого снисхождения, то суду предоставляется право ходатайствовать перед государем императором о чрезвычайном смягчении участи подсудимого или же и об освобождении его от наказания. При рассмотрении, однако, проекта в совещании при Министерстве юстиции это постановление было выпущено, но на том лишь основании, что оно повторяет постановления ст. 775 Устава уголовного судопроизводства [16] и как процессуальное не должно быть оставлено в Уголовном уложении.

Ходатайство может быть допущено в чрезвычайных случаях, когда имеются особые уважения к облегчению участи подсудимых. В случае ходатайства перед государем о чрезвычайном снисхождении или помиловании суд, согласно ст. 798 Устава уголовного судопроизводства и разъяснениям Правительствующего Сената, должен в своем приговоре, во-первых, изложить, какому наказанию подлежит виновный за учиненное им деяние, исчерпав в сем отношении все предоставленное суду право на уменьшение наказания; во-вторых, привести подробно соображения о тех особенных обстоятельствах данного деяния, в силу коих применение к виновному даже пониженного наказания не соответствовало бы требованиям справедливости и на которых основывается ходатайство суда о монаршем милосердии; и в-третьих, с точностью определить, ходатайствует ли суд о полном помиловании или только о смягчении наказания; в последнем случае суд должен прямо указать, какое именно наказание предполагал бы он назначить подсудимому [17] .

При этом, как разъяснил Правительствующий Сенат в решении 1867 г. № 433, по делу Алексеева, и мировые установления не лишены, на основании ст. 118 и 775 Устава уголовного судопроизводства, права ходатайствовать перед Его Императорским Величеством о чрезвычайном смягчении наказания.

Согласно ст. 775 право такого ходатайства принадлежит во всяком случае коронному суду, но при пересмотре Судебных уставов комиссия признала целесообразным распространить такое право и на присяжных заседателей, ввиду того, что право признания заслуживающим снисхождения и уменьшение ответственности по ст. 828 Устава уголовного судопроизводства не представляется достаточным. Поэтому проект указывает, что если по мнению большинства присяжных заседателей в деле представляются особые обстоятельства, служащие основанием к возбуждению ходатайства о чрезвычайном смягчении участи виновного или даже об освобождении его от наказания, то присяжные излагают на особом листе, что они просят суд возбудить такое ходатайство; если засим к этому ходатайству присоединится судья, председательствовавший на суде с присяжными, или если состав присутствия был коллегиальный, большинство его членов, то это ходатайство через министра юстиции представляется на благовоззрение Его Императорского Величества.

Более простой является система обстоятельств, увеличивающих вину и наказание.

Статья 129 Уложения о наказаниях изд. 1885 г., частью основанная на Своде законов, частью составленная редакторами Уложения по немецким образцам (пп. 3-6), указывала на следующие группы причин, могущих увеличивать вину: 1) личные свойства виновного — чем выше было его состояние, звание и степень образованности или чем более им нарушено особых личных отношений к месту, в коем преступление учинено, или к лицам, против коих оное предпринято (пп. 2—6); 2) по свойствам вины — чем более было умысла и обдуманности в действиях преступника, чем более противозаконны и безнравственны побуждения его к сему преступлению, чем более было жестокости, гнусности или безнравственности в действиях, коими сие преступление было предуготовлено, приводимо в исполнение или сопровождаемо, и чем более употребил виновный усилий для устранения представлявшихся ему в том препятствий (пп. 1, 3, 5 и 7); 3) по важности вреда — чем важнее зло или вред, преступлением причиненные, чем важнее была опасность, которою сие преступление угрожало какому-либо частному лицу, или многим, или всему обществу и государству, и чем более лиц привлек виновный к участию в преступлении (пп. 4, 8, 9), и, наконец, 4) по поведению виновного на суде—-чем более он при следствии и суде оказывал неискренности и упорства в запирательстве, особливо если притом он старался возбуждать подозрение на невинных или даже прямо клеветать на них [18] , причем этот пункт остался без изменений и после издания Судебных уставов, хотя признание упорства в запирательстве или отрицания виновности (68/971, Коз-лянинова; 69/342, Лаврентьева и др.) увеличивающим обстоятельством не соответствовало основному началу Устава уголовного судопроизводства, в силу коего подсудимый не обязан содействовать правосудию в раскрытии преступления и вся тяжесть доказательств ложится на обвинение.

В Уставе о наказаниях увеличивающие вину обстоятельства были указаны в ст. 14, причем сюда отнесены: 1) обдуманность в действиях виновного; 2) известная степень его образованности и более или менее высокое положение его в обществе; 3) повторение и 4) упорное запирательство, в особенности возбуждение подозрения против невинного.

Как по Уставу, так и по Уложению наличность этих обстоятельств не обязывала судью к возвышению наказания, а только давала ему на то право, причем ст. 14 Устава о наказаниях прибавляла, что эти обстоятельства только преимущественно, а не исключительно влияют на наказуемость.

Само влияние этих обстоятельств ограничивалось только возвышением наказания в пределах [19] меры, установленной законом. Как говорила ст. 130, случаи, в коих по одному или нескольким из сих обстоятельств суд может, не ограничиваясь увеличением меры наказания, возвысить оное одной или несколькими степенями или даже приговорить виновного к другому наказанию, более строгому, означаются именно в особых о каждом преступлении постановлениях.

По Уставу о наказаниях эти обстоятельства также могли влиять только в пределах меры, но, как указал Сенат в решении по делу Безермана (68/251), судья, признавая наличность таких обстоятельств, уже не мог назначить наказание в самом низшем его размере.

Воинский устав о наказаниях в дополнении к ст. 129 указывал еще на некоторые обстоятельства, влияющие на усиление ответственности, а именно:

1) совершение деяния в присутствии нижних чинов или собравшегося народа;

2) при таких обстоятельствах, когда учинение нарушения дисциплины или службы могло дать повод к соблазнительному примеру для других, и 3) когда оно совершено при обстоятельствах, могущих нарушить общественное спокойствие и безопасность. Во всех этих случаях суд мог возвышать наказание только в мере, но не в степени. Затем, ст. 78 указывала на 4 случая, когда суд мог возвысить наказание на 1 или даже на 2 степени, а именно: 1) учинение преступления при отправлении обязанностей службы, например, в строю, в карауле; 2) когда деяние учинено в виду или вблизи неприятеля, во время войны, похода, военного или осадного положения, возмущения; когда при совершении общих преступлений нарушены святость присяги и прямые обязанности военной службы.

Конечно, эти условия, дающие такую широкую власть суду при выборе наказания, теряли свою силу при тех преступных деяниях, в которых они входили в самый законный состав деяния.

Действующее Уложение перечня, подобного ст. 129 Уложения, не содержит; но и оно в Общей части указывает, как на основание усиления ответственности при всех деяниях, во-первых, на проявление при совокупности преступных деяний привычки к преступной деятельности или обращения ее в промысел. Наказание в этих случаях усиливается по усмотрению суда, а именно: при назначении как тягчайшего наказания каторги без срока воспрещается перевод на поселение ранее истечения 20 лет; при назначении срочных лишений свободы могут быть продолжены сроки: каторги — до двадцати лет, заключения в исправительном доме и крепости — до восьми лет, тюрьмы —до двух лет и ареста — до одного года; при назначении денежной пени суд может определить кроме того арест на срок не свыше одного месяца.

Но эти правила не применяются, если при установлении ответственности за отдельные преступления закон дал особые правила о возвышении наказания за проявление привычки или за обращение в промысел, как, например, при корыстных преступлениях. Во-вторых, точно такое же усиление допускает Уложение (ст. 65) в тех случаях, когда виновный служащий учинил или участвовал в учинении общего преступного деяния посредством злоупотребления своей обязанностью или полномочием, или посредством угрозы притеснением, или иным злоупотреблением власти, если только за такие злоупотребления или угрозы не определены в законе особые наказания.

[1] Сенат в решении по делу Лаврова, 1870 г. № 295, основываясь на различии выражений ст. 148 и 149, нашел возможным, по отношению к объему прав суда, различить два случая: 1) когда в законе назначен только род наказания и 2) когда назначено несколько заменяющих наказаний. Только в первом случае, по мнению Сената, суд может при выборе наказания принимать во внимание и состояние подсудимого, т. е. личные его свойства, проявившиеся в преступлении. Но такое толкование, безусловно, не соответствует ни букве, ни смыслу закона: под состоянием виновного закон понимает принадлежность виновного к известному состоянию, а этим обстоятельством суд должен руководствоваться именно в тех случаях, когда в законе назначены заменяющие друг друга наказания —например, до Закона 10 июня 1900 г., заключение в арестантские отделения или в бывший рабочий дом и ссылка на житье.

[2] Решения: 68/859, Григорьева; 69/789, Лауданского. Этим требованием объясняется то обстоятельство, что Сенат иногда входил в обсуждение оснований, приведенных в приговоре суда. Так, например, в решении по делу Лауданского Сенат указал, что одно только непризнание присяжными подсудимого заслуживающим снисхождения не может служить основанием дла назначения ему высшей меры наказания. Вместе с тем Сенат, однако, признал (69/469, Ремизова; 70/1611, Запевалова; 75/529, Яковлева, и др.), что неуказание судом в приговоре оснований выбора наказания хотя и не соответствует требованию ст. 149, но не составляет такого существенного нарушения, которое могло бы влечь отмену приговора, если только суд не вышел при этом за пределы предоставленных ему прав.

[3] Главный военный суд до 1883 г. находил, что уменьшающими обстоятельствами могут быть не только такие, которые указаны в законе, но и другие, обнаруженные судом при рассмотрении дела, а после 1883 г. суд изменил свое воззрение, находя, что при служебных нарушениях уменьшение наказания может зависеть только от обстоятельств, указанных в законе; поэтому главный суд может входить в рассмотрение основательности признания этих обстоятельств, а при их совокупности — значения каждого отдельного обстоятельства. При этом, ввиду текста ст. 89, главный суд указал, что при наличности одного из этих обстоятельств суд может смягчать наказание только в мере, а для смягчения в степени необходима совокупность этих обстоятельств Ср. практику главного военного суда в издании Анисимова, под ст. 89; Кузьмин-Караваев.

[4] При этом закон не предоставлял присяжным права указывать на размеры желаемого ими снисхождения. Поэтому Сенат в решении по делу Дворникова (1872 г. № 929) указал, что признание присяжными подсудимого заслуживающим полного снисхождения, составляя отступление от формы, указанной в ст. 814 Устава уголовного судопроизводства, не изменяет прав и обязанностей суда, указанных в ст. 828 того же Устава.

[5] Ср. решения Уголовного кассационного департамента 68/771, 74/697 и Общего собрания 85/12, 87/24. В решениях по делу Балушина, 1871 г. № 1732, и Бучицкого, 1872 г. № 13, Сенат указал, что если дело слушалось с участием присяжных заседателей и подсудимый признан виновным в деянии, наказуемом по Уставу о наказаниях, но заслуживающим снисхождения, то суд хотя и не может выйти за пределы, установленные статьей 12, но не может, однако, назначить наказание и в высшей мере.

[6] Признание наличности обстоятельств, влияющих на меру ответственности, и оценка их предоставлены законом суду, решающему дело по существу, и не подлежат проверке в порядке кассационном (реш. 1867 г. № 370, 514, 516 и др.), но, однако, Сенат преподал и в этом отношении некоторые указания. Так, в решении 66/5, Генделя, он указал, что суд должен избирать не то наказание, которое наиболее чувствительно для подсудимого, а то, которое соответствует вине и представляется наиболее справедливым; в решении по делу Волковой, 1867 г. № 114,— что судья не может предоставлять выбор наказания, например ареста или денежной пени, подсудимому, а должен сделать это сам.

[7] Основание такого ограничения заключается в том, что в случае присуждения к аресту не свыше трех дней приговор мирового судьи становится окончательным и не подлежит обжалованию в съезде. В практике Сената (реш. 1886 г. № 22, по делу Блянкмана) встретился случай назначения съездом ареста на один час и штрафа в одну копейку; Сенат кассировал решение на основании ч. 2 ст. 12, не коснувшись вопроса о пределах смягчения денежных взысканий.

[8] Нельзя не заметить, что ст. 150 Свода законов (по изд. 1842 г., на которой, по указанию составителей Уложения, основана ст. 153, только в одном 3-м пункте содержала это ограничительное добавление — «когда корчемник объявит о корчемстве другого»; из объяснений видно, что и составители не придавали этому обстоятельству значения, а считали главным условием «благовременное открытие соумышленников». В ограничительном смысле разъяснен этот пункт ст. 153 в решении Правительствующего Сената 1868 г. № 10, по делу Ефимова.

[9] Хотя в законе говорится только о предварительном содержании подсудимого, но, по разъяснению Сената в решении 1870 г. № 207, Петрова; 1869 г. № 614, Елисеева; 1871 г. № 1312, Кучеркова, под действие этого пункта подходит и содержание в заключении по приговору, признанному неправильньм.

[10] Из изданной в 1862 г, именной ведомости делам, по которым Государственный Совет ходатайствовал перед государем императором о смягчении участи подсудимых с 1846 по 1861 г., и из опубликованных мнений Государственного Совета по некоторым из этих дел видно, что ходатайства были весьма разнообразны; при этом нередко такими основаниями являлись те же причины, которые отнесены законом к числу обстоятельств, уменьшающих вину по ст. 134; также крайне разнообразно было и само чрезвычайное изменение наказания. С 1846 по 1861 г. всего ходатайств было, впрочем, только 89, т. е. 6,5 в год. После введения Судебных уставов число таких ходатайств значительно возросло; так, например, в 1890 г. таких случаев было 50, а в 1891 г.— 53; подробная разработка практики наших судов по этому вопросу, в соотношении со свойством преступлений, с порядком рассмотрения дел, с колебаниями ходатайств по отдельным округам и т. д., представлялась бы в высшей степени любопытной.

[11] Таким образом, при срочной каторге этот объем будет в 11 лет (от 4 до 15), а следовательно, ввиду статьи 22, по которой каторга будет назначаться годами и полугодами, всего в распоряжении суда будет 23 степени; при заточении объем будет почти 6 лет (от 2 недель до 6 лет), а имея в виду, что оно может назначаться и неделями,— 411 степеней; при исправительном доме объем — 4 J /2 года (от 1 !/2, ДО 6 лет), а всего 55 степеней; при тюрьме — объем почти 1 год (от 2 недель до 1 года), а всего 51 степень; при аресте — 6 месяцев (от 1 дня до 6 месяцев), а всего 180 степеней, так как арест может назначаться и днями. Затем, смертная казнь, бессрочная каторга и поселение по юридической природе своей никакого простора суду не предоставляют, а денежные взыскания, за отсутствием общего законного maximum ‘ a , допускают большее различие в объеме прав суда, смотря по пределу в каждом отдельном случае и имея в виду, что назначение пени может быть делаемо не менее как полурублями. По германскому праву дробимость представляется в следующем виде: при цухтхаузе —169 степеней; при тюрьме до 5 лет—1826 степеней; при крепости до 15 лет — 5478 степеней; при аресте до 6 недель — 42 степени, Лист.

[12] Мнение, высказываемое некоторыми практиками, что нормальным наказанием всегда должна считаться наименьшая мера назначенного в законе наказания, ни на чем не основано и может повести только к сильному ослаблению репрессии.

[13] Такое же толкование дано в решениях 68/247, Войскова; 68/719, Черникеева; 69/18, Симонова; 73/309, Баландиной, и др; но во всех этих решениях Сенат не входил в самостоятельное рассмотрение этого вопроса, а только ссылался на свое решение по делу Дашкова. В позднейших решениях Сената подтверждения этой его практики не встречается.

[14] Точно так же и французское право, послужившее источником для системы Судебных уставов, признает, что инициатива признания заслуживающим снисхождения принадлежит исключительно присяжным заседателям, а суду принадлежит только право определения размеров смягчения, т. е. уменьшение ответственности на одну или две степени.

[15] Ср. реш. 68/719, Черникеева; 68/764, Паутиной; 69/18, Симонова; 69/603, Минаева.

[16] Реш. 1871 г. № 1753, Григорьева; 1882 г. № 15, Тюлеаралбаева; 1889 г. № 42, Квинто. Указания о порядке представления приговоров суда по ст. 775 Устава уголовного судопроизводства даны также в Циркулярах министра юстиции от 16 февраля 1877 г., 22 марта 1879 г. и 23 декабря 1884 г.

[17] В решении по делу Шепер, 1884 г. № 37, Сенат пояснил, что п. 10 ст. 29 имеет в виду возведение подсудимым на какое-либо другое, заведомо для него невиновное, лицо обвинения в деянии, составляющем предмет судимого дела, всякое же иное оклеветание или оговор подсудимым кого-либо составляет самостоятельное преступление.

[18] В решении 75/306, Маховича, Сенат признал, что наличность такого обстоятельства, например, упорство в запирательстве, не дает суду даже права основывать только на нем избрание подсудимому строжайшего из определяемых в законе за судимое деяние наказаний.

[19] Ср. литературные указания при изложении учения о единичных и сложных преступлениях, так как большинство монографий о единичном преступлении исследует и вопрос о совокупности; ср. в особенности литературу об идеальной совокупности. Специальные монографии: Rosenblatt, Die Strafen-Concurrenz, 1879 г., у него указания на прежнюю литературу; Schwarze, Die Concurrenz Theorien und das Strafgesetzbuch, в G. за 1882 r. ; Schütze, Die Con-currenz strafbaren Handlungen, als Gesetzgebungsfrage, в L. Z за 1883 г.; A. Löwenstein, Die Ver-brechensconcurrenz nach dem Reichsstrafgesetzbuch, 1883 г.; подробно рассмотрен вопрос о совокупности и в новейшей монографии Höpfner’a, Einheit und Mehrheit des Verbrechen, 1901 r.

www.allpravo.ru