Лагерный мир в изображении А.И. Солженицына (по повести «Один день Ивана Денисовича»)

Известность А.И. Солженицыну, прошедшему ГУЛАГ, принесла повесть «Один день Ивана Денисовича». Автор, назвавший это произведение рассказом, выбрал для описания обычный, даже, можно сказать, благополучный лагерный день. Повесть Солженицына привлекала внимание своей беспощадной правдой, которую так тщательно скрывали от советских людей.

Уже с первых двух фраз мы окунаемся в тяжелую жизнь заключенных: день лагерников начинается в пять часов утра, спят они в ледяном помещении: «В пять часов утра, как всегда, пробило подъем – молотком об рельс у штабного барака. Прерывистый звон слабо прошел сквозь стекла, намерзшие в два пальца, и скоро затих: холодно было, и надзирателю неохота было рукой махать».

И сразу же мы узнаем о волчьих законах, которые позволяют выжить в этих нечеловеческих условиях, законах унизительных: «богатому бригаднику подать сухие валенки прямо на койку», «пробежать по каптеркам, где кому надо услужить, подмести или поднести что-нибудь».

Кормят заключенных плохо, только чтобы не умерли с голоду; настолько скудно, что они вылизывают миски: «Баланда не менялась ото дня ко дню, зависело: какой овощ на зиму заготовят. В летошнем году заготовили одну соленую морковку – так и прошла баланда на чистой моркошке с сентября до июня. А нонче – капуста черная». Самое сытное в этой баланде – мелкая, костлявая рыбешка.

Прием пищи для лагерников – процесс очень важный. Тут хоть «крыша гори – спешить не надо». Потрясает до глубины души сцена, когда Шухов ест свою жалкую порцию хлеба: «Тогда достал хлебушек в белой тряпице и, держа ее в запазушке, чтобы ни крошка мимо той тряпицы не упала, стал мало-помалу откусывать и жевать». И вспоминая, как раньше, до лагерей, он был расточителен к еде, Шухов думает: «Есть надо, чтоб думка была на одной еде, вот как сейчас эти кусочки малые откусываешь, языком их мнешь и щеками подсасываешь – и такой тебе духовитый этот хлеб черный сырой».

Жизнь лагеря, воссозданная Солженицыным в этом рассказе, организована таким образом, чтобы подавить человеческую индивидуальность. Неслучайно первоначальное авторское название произведения – «Щ-854» — отсылало читателя к роману Е.И Замятина «Мы», где граждане единого тоталитарного государства не имели имен, а обозначались обезличивающими их номерами.

Солженицын, сам прошедший ужасы лагерей, скрупулезно, со знанием дела, час за часом рассказывает об одном дне зека, от пяти часов утра до самого отбоя.

От пытливого взгляда писателя не ускользает ни одна деталь: какую баланду едят заключенные, во что они одеваются и обуваются, на какие уловки идут ночью, чтобы не замерзнуть («Он лежал на верху вагонки, с головой накрывшись одеялом и бушлатом, а в телогрейку, в один подвернутый рукав, сунув обе ступни вместе»), что курят и как курят.

Нам очень больно за Шухова. Это человек – крестьянин, он умел и любил работать на земле. Когда началась Великая Отечественная война, он воевал с немцами, попал в плен. А потом был обвинен, как тысячи советских людей, в сотрудничестве с немцами, и попал в лагерь.

Но лагерники, несмотря на все усилия начальников, остаются людьми. Они не только не превращаются в послушные «винтики» жестокого государственного аппарата, но даже оказываются способными на скрытые формы сопротивления. Вспомним, как Иван Денисович выливает зимой на дорожку, по которой ходит начальство, воду или таинственные убийства предателей – «стукачей».

Сам герой рассказа, Иван Денисович, живя в страшных лагерных условиях, не озлобился, не ожесточился душой. Но лагерная жизнь все-таки накладывает свой ужасный отпечаток. Людей доводят здесь до такого состояния, что все их интересы сводятся к минимуму: к мыслям о том, как бы более или менее сытно поесть. Вот и бежит несчастный Шухов в посылочную, дабы занять место для богатого Цезаря. А вдруг и ему, Шухову, что-нибудь перепадет! Шухов чувствует себя счастливым, по-настоящему счастливым человеком, когда ему достается лишняя порция овсянки. Поняв, что сейчас ему предложат вторую порцию, несчастный Шухов спешит съесть свою кашу.

Интересы заключенных вращаются только вокруг еды, постепенно они становятся ограниченными людьми. Но, видимо, по-другому и нельзя было выжить в тех условиях.

0 человек просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение.

www.litra.ru

Текст песни Лесоповал — Шмон

Слова песни Лесоповал — Шмон

Как на зоне, на снегу,
Прямо за бараком,
Посиневших мужиков
ВОХРа ставит раком.

А если в зоне — тишь да гладь,
Если нету шмона,
И у каждого — ТТ,
То разве ж это зона?

Это — шмон, это — шмон,
Первый лагерный закон!
Развяжи мне пупок,
Начальник, —
У меня там — самогон!
У меня там — самогон!
Ищут карты и ножи
В каждом закуточке!
Ну, в трусах, там че-то есть,
Но это ж не заточки!

После шмона топим печь,
Тишина — в бараке,
И на проволке всю ночь
Гавкают собаки.

lyricsonline.ru

«Лагерная» тема в произведениях А.Солженицына и В.Шаламова

«Лагерная» тема в произведениях А.Солженицына и В.Шаламова

Наш спор – не церковный о возрасте книг,
Наш спор – не духовный о пользе веры,
Наш спор – о свободе, о праве дышать,
О воле Господней вязать и решать.
В. Шаламов

«Лагерная» тема вновь резко поднимается в ХХ веке. Многие писатели, такие как Шаламов, Солженицын, Синявский, Алешковский, Гинзбур, Домбровский, Владимов свидетельствовали об ужасах лагерей, тюрем, изоляторов. Все они смотрели на происходящее глазами людей, лишенных свободы, выбора, познавших, как уничтожает человека само государство через репрессии, уничтожения, насилие. И только тот, кто прошел через все это, может до конца понять и оценить любое произведение о политическом терроре, концлагерях. Нам же книга приоткрывает лишь занавес, заглянуть за который, к счастью, не дано. Мы можем только сердцем почувствовать правду, как-то по-своему пережить ее.
Наиболее достоверно описывают лагерь Александр Солженицын в своих легендарных произведениях «Один день Ивана Денисовича», «Архипелаг ГУЛАГ» и Варлам Шаламов в «Колымских рассказах». «Архипелаг ГУЛАГ» и «Колымские рассказы» писались не один год и являются своего рода энциклопедией лагерной жизни.
В своих произведениях оба писателя при описании концлагерей и тюрем добиваются эффекта жизненной убедительности и психологической достоверности, текст наполнен приметами непридуманной реальности. В рассказе Солженицына «Один день Ивана Денисовича» большая часть персонажей – подлинные, взятые из жизни герои, к примеру, бригадир Тюрин, кавторанг Буйновский. Только главный герой рассказа Шухов содержит собирательный образ солдата-артиллериста той батареи, которой командовал на фронте сам автор, и заключенного Щ-262 Солженицына. «Колымские рассказы» Шаламова тесно связаны с отбыванием ссылки самого писателя на Колыме. Это доказывает и высокая степень детализированности. Автор уделяет внимание страшным подробностям, которые невозможно понять без душевной боли — холод и голод, порой лишающие человека рассудка, гнойные язвы на ногах, жестокий беспредел уголовников. В рассказе «Плотники» Шаламов указывает на глухо замкнутое пространство: «густой туман, что в двух шагах не видно было человека», «немногие направления»: больница, вахта, столовая, — которое и для Солженицына является символичным. В рассказе «Один день Ивана Денисовича» узникам враждебны и опасны открытые участки зоны: каждый заключенный старается как можно быстрее перебежать участки между помещениями, что является полной противоположностью героям русской литературы, традиционно любящим ширь и даль. Описываемое пространство ограничено зоной, стройкой, бараком. Заключенные отгорожены даже от неба: сверху их беспрерывно слепят прожектора, нависая так низко, что будто лишают людей воздуха.
Но все же в произведениях Солженицына и Шаламова лагерь тоже различается, подразделяется по-разному, так как у каждого человека свои взгляды и своя философия на одни и те же вещи.
В лагере Шаламова герои уже перешли грань между жизнью и смертью. Люди вроде бы и проявляют какие-то признаки жизни, но они в сущности уже мертвецы, потому что лишены всяких нравственных принципов, памяти, воли. В этом замкнутом круге, навсегда остановившемся времени, где царят голод, холод, издевательства, человек утрачивает собственное прошлое, забывает имя жены, теряет связь с окружающими. Его душа уже не различает, где правда, где ложь. Исчезает даже всякая человеческая потребность в простом общении. «Мне бы все равно – будут мне лгать или не будут, я был вне правды, вне лжи», — указывает Шаламов в рассказе «Сентенция».
Отношения между людьми и смысл жизни ярко отражены в рассказе «Плотники». Задача строителей заключается в том, чтобы выжить «сегодня» в пятидесятиградусный мороз, а «дальше», чем на два дня, не имело смысла строить планы». Люди были равнодушны друг к другу. «Мороз» добрался до человеческой души, она промерзла, сжалась и, может быть, навсегда останется холодной.
В лагере Солженицына, напротив, сохраняются живые люди, как Иван Денисович, Тюрин, Клевшин, Бухенвальд, которые держат свое внутреннее достоинство и «себя не роняют», не унижаются из-за сигареты, из-за пайка и уж тем более не вылизывают тарелки, не доносят на товарищей ради улучшения собственной участи. В лагерях действуют свои законы: «В лагерях вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать», «Кряхти да гнись. А упрешься – переломишься», «Кто кого сможет, тот того и гложет». Лагерь, по Солженицыну, огромное зло, насилие, но страдание и сострадание способствовало нравственному очищению, а состояние несытости героев приобщает их к более высокому нравственному существованию. Иван Денисович доказывает, что душу нельзя взять в плен, нельзя лишить ее свободы. Формальное освобождение уже не сможет изменить внутренний мир героя, его систему ценностей.
Шаламов, в отличие от Солженицына, подчеркивает разницу между тюрьмой и лагерем. Картина мира перевернута: человек мечтает из лагеря попасть не на свободу, а в тюрьму. В рассказе «Надгробное слово» идет уточнение: «Тюрьма – это свобода. Это единственное место, где люди не боясь, говорили все, что думали. Где они отдыхают душой».
Творчество и философия двух действительно удивительных писателей приводят к разным выводам о жизни и смерти.
По Солженицыну, в лагерях остается жизнь: сам Шухов уже не представлял свое «существование» на свободе, да и Алешка-баптист рад остаться в лагере, так как там мысли человека приближаются к Богу. За пределами зоны полная преследований жизнь, которая уже «непонятна» Ивану Денисовичу. Осудив бесчеловечную систему, писатель создает подлинного народного героя, сумевшего пройти через все испытания и сохранить лучшие качества русского народа.
В рассказах Шаламова не просто колымские лагеря, отгороженные колючей проволокой, за пределами которых живут свободные люди, но и все, что находится вне зоны, тоже втянуто в бездну насилия, репрессий. Вся страна – это лагерь, где все живущие в нем обречены. Лагерь – это не изолированная часть мира. Это слепок того общества.
Пройдя через все страдания и боли, Солженицын и Шаламов оказались народными героями, которые смогли донести всю истинную картину общества того времени. И их объединяет наличие огромной души, способность творить и созерцать.

www.yaklass.ru

Первый лагерный закон

Законы лагерного государства.

Каждый житель, проживающий на территории лагеря, обязан соблюдать законы лагерного государства.

Правила поведения на территории государства:

• Не употреблять нецензурные выражения в своем общении (как со своими друзьями, так и с другими жителями государства).
• Не курить и не употреблять алкогольные напитки и наркотические препараты.
• Бережно относиться к лагерному имуществу: не ломать и не расписывать лагерный инвентарь, который имеется на территории лагеря, а так же не расписывать постельные принадлежности.
• С уважением относиться ко всем, кто вместе с вами проводит время на территории лагеря.
• Все свои предложения и недовольства можно выразить в «Книге жалоб и предложений», которая есть в отряде, или посетить «Комнату откровений».
• С разрешением спорной ситуации каждый может обратиться к воспитателям и вожатым.
• Слушать все указания и рекомендации взрослых.
• Поддерживать чистоту палат в течение всего дня. Ответственным за чистоту палат назначается дежурный по палате на данный день.
• Не засорять окружающую среду. Не бросать на территории фантики, оберточную бумагу, кожуру от фруктов и другие засоряющие окружающую среду предметы.
• Производить уборку территории, закрепленной за отрядом, 2-3 раза в день.
• Поддерживать территорию, закрепленную за отрядом, в течение всего дня чистой.
• Не выходить за территорию лагеря и на запрещенные места. Выход за территорию разрешается только в сопровождении воспитателя и с разрешения администрации государства.
• На территории государства и в ее окрестности не портить окружающую среду: не обрывать листья на растениях, не рвать цветы и не ломать ветки деревьев, не обрывать кору с деревьев, не ловить животных и птиц.
• Не употреблять незнакомые вам виды грибов, ягод и растений.
• Не пользоваться огнеопасными средствами.
• О видимых неполадках сообщать своему воспитателю или администрации государства.

Правила поведения на мероприятиях:

• С уважением относиться ко всем, кто проводит мероприятия.
• Слушать выступления ребят на мероприятиях.
• Не перебивать выступающего.
• Приходить на все мероприятия вовремя к назначенному времени (за 5-10 минут до начала мероприятия).
• Организованно – всем отрядом с воспитателем и вожатым – приходить на все мероприятия.
• Во время мероприятий не ходить.
• Во время мероприятий не кричать.
• Принимать активное участие в проведении и в подготовке мероприятий.
• Слушать и выполнять все указания и рекомендации взрослых.
• После мероприятий дежурному отряду привести место проведения мероприятия в порядок.
• Старшим отрядам оказать дежурному отряду помощь в уборке места проведения мероприятия.

Правила поведения в столовой:

• Перед едой мыть руки и лицо.
• В столовую приходить с чистыми руками и в чистой одежде.
• Снимать головные уборы во время нахождения в столовой.
• Входить в столовую только с разрешения воспитателя или вожатого вашего отряда.
• После еды убрать со стола за собой всю посуду и сдать свое место дежурному вашего отряда.
• Не выносить из столовой «запрещенные» продукты.
• Быть вежливыми с работниками столовой и с ребятами дежурного отряда.
• Отрядному дежурному по столовой сдать все столы своего отряда ответственному за столы из дежурного отряда.
• Организованно – всем отрядом с воспитателем или с вожатым – приходить в столовую и уходить из столовой.
• Слушать и выполнять все указания и рекомендации работников столовой и ребят из дежурного отряда.

Правила поведения во время подъема:

• Подъем производить в строго установленное время. Начало подъема подается сигналом по всей территории государства.
• До сигнала подъема все жители находятся в местах своего проживания (палатах).
• До сигнала подъема не ходить по корпусу и в другие палаты.
• До сигнала подъема громко не разговаривать.
• После сигнала подъема произвести зарядку.
• После зарядки произвести утренние процедуры.
• После утренних процедур произвести уборку мест своего проживания (палат). Ответственным за уборку палаты назначается дежурный по палате на данный день

Правила поведения во время тихого часа:

• Во время тихого часа каждый должен находиться в своей палате.
• Во время тихого часа не ходить по корпусу и в другие палаты.
• Во время тихого часа громко не разговаривать.
• Во время тихого часа можно заниматься личными делами с разрешения воспитателя.
• Во время тихого часа можно с разрешения воспитателя читать, рисовать, слушать музыку в наушниках, плести и вязать, если это не мешает другим.
• Во время тихого часа на территории государства должна быть тишина – это время отдыха.

Правила поведения во время отбоя:

• Соблюдать гигиенические требования перед сном.
• Отбой производить в строго установленное время.
• Перед отбоем произвести уборку палат.
• Во время отбоя и после него каждый должен находиться на месте своего проживания (в палате).
• После отбоя не ходить по корпусу и в другие палаты.
• После отбоя громко не разговаривать.
• После отбоя не включать свет в палатах.
• После отбоя не заниматься личными делами, не есть и не сорить в палатах.

Правила поведения на воде:

• Входить в воду и выходить из воды по сигналу плаврука.
• Во время нахождения в воде не нырять под воду.
• Во время нахождения в воде не прыгать, не хватать и не пугать других.
• Не затаскивать других в воду без их желания.
• Не прыгать в воду с разбега или с бортиков бассейна.
• Не бегать по бортикам бассейна.
• Находиться в воде только с разрешения врача лагерного государства.

Обязанности дежурного отряда по столовой:

• Направлять дежурных для помощи работникам столовой в накрывании столов.
• Дежурным приходить в столовую на дежурство к строго указанному времени в сопровождении воспитателя или вожатого.
• Дежурным приходить в столовую на дежурство в чистом и опрятном виде. Девочкам обязательно закалывать волосы.
• Дежурство проводить в спецодежде (фартуки, косынки, чепцы).
• Дежурным выполнять все указания работников столовой.
• При входе отрядов в столовую дежурным проверять чистоту рук. при необходимости отправлять нарушителя для помывки рук.
• После еды дежурный, ответственный за чистоту столов, должен принять столы у дежурных других отрядов. При необходимости направлять отряд для уборки своих столов.
• После проверки столов дежурные при необходимости должны оказать помощь в уборке столовой.
• Дежурный отряд ест первым.
• Дежурным проверять вынос «запрещенных» продуктов из столовой.

За грубейшие нарушения каждый житель может быть выслан из лагерного государства. В последующем этому человеку может быть отказано в приобретении путевки в лагерное государство на другие смены. Данное наказание выносится специальной комиссией во главе с президентом государства, в присутствии родителей и администрации лагеря.

Приложение к договору оказания услуг по организации отдыха и оздоровления детей


Приезд ребенка в лагерь считается согласием ребенка и его родителей на выполнение правил, установленных в детском лагере.

При серьезных нарушениях установленных правил поведения в лагере ребёнок может быть отчислен из ДОЛ «Солнечный» без какой-либо компенсации за сокращение срока пребывания в лагере.

Все споры и разбирательства проводятся в суде по закону РФ.

— родители ребенка несут ответственность за причиненный ущерб имуществу лагеря;

— все электроприборы, легковоспламеняющиеся и взрывчатые предметы привезенные ребенком из дома должны сдаваться вожатому на хранение;

— ребенку не разрешается пользоваться электроприборами без разрешения вожатого;

— ребенку не разрешается курить, употреблять спиртные напитки, наркотические вещества;

— ребенку не разрешается самовольно покидать территорию лагеря; привозить спички, зажигалки,

— не рекомендуется привозить в лагерь ценные вещи (ювелирные изделия, аудио и видеотехнику, мобильный телефон, крупные суммы денег);

— администрация лагеря имеет право на обработку личных данных ребенка на основе ФЗ от 27.07.2006. 152-фз о персональных данных;

— ребенок имеет право на получение подарка только в том случае, если пробудет в лагере 21 день, т.к. подарок входит в меню дня отъезда.

Администрация лагеря не несет ответственности за сохранность сумм и вещей, запрещенных настоящими Правилами, кроме карманных денег, сданных на хранение вожатому – педагогу.


ПРИЧИНЫ, по которым ребенок ОТЧИСЛЯЕТСЯ из лагеря:

— грубое нарушение мер собственной безопасности, самовольный уход с территории лагеря или из корпуса после отбоя, самовольное купание;

— вымогательство, угрозы, кражи, нанесение грубого морального или физического воздействия по отношению к другим детям, материального ущерба лагерю, грубое невыполнение распорядка дня;

— употребление спиртных напитков, наркотиков, курение.

В случае отчисления ребенка из лагеря по вышеуказанным причинам – остаточная стоимость путевки возврату не подлежит.

При ПОСЕЩЕНИИ РЕБЕНКА родителями /доверенными лицами/

— запрещается появление на территории лагеря, кроме выходных дней и в строго установленные часы (суббота: с 17-00 до 19-00ч., воскресенье: с 10.00 до 12.00 и 17.00 до 19.00ч.)

— запрещается привоз детям скоропортящихся продуктов семечки, чипсы, сладкие газированные напитки, жареные пироги, арахис, весовые кондитерские изделия в потребительской упаковке, жевательные резинки;

— родители (доверенные лица) должны поставить в известность о времени пребывания с ребенком вожатых отряда;

— забрать ребенка с территории лагеря имеют право только родители, после заполнения заявления установленной формы в Администрации лагеря;

— по окончании посещения, родители (доверенные лица) должны лично передать ребенка вожатым отряда.

При обнаружении у ребенка запрещенных продуктов питания администрация лагеря имеет право изъять их и уничтожить.

В случае нарушения ребенком Правил, администрация лагеря принимает по своему усмотрению необходимые меры дисциплинарного или административного воздействия, адекватные поведению ребенка, за серьезные проступки отчисляется из лагеря.

www.dol-sol.ru

Валерий Фрид. 58 1/2, или Записки лагерного придурка; Даниил Аль. Хорошо посидели!

“Я пишу исторический роман”

Валерий Фрид. 58 1/2, или Записки лагерного придурка. — М.: Новая газета. 2011;

Даниил Аль. Хорошо посидели! — СПб.: Нестор-История, 2010.

Как он дышит, так и пишет,
не стараясь угодить…

— “Хорошо посидели!” — говорит один.

— “581/2” — отвечает другой, намекая и на статью, по которой “посидели” оба, и на любимый фильм “81/2” Феллини — о поисках человеком самого себя.

Такой сложился диалог — две книги, два названия, два автора.

Первый — Даниил Натанович Аль (Альшиц), 1919 года рождения, ученый-историк, писатель. Осужден (без суда) по статье 58-10 в 1949 году сроком на десять лет. Реабилитирован в 1955 году.

Другой — Валерий Семенович Фрид, 1922 года рождения, кинодраматург, киносценарист (в соавторстве с Юлием Дунским. Здесь — один Фрид, Ю. Дунский скончался в 1982 году). Осужден (вместе с Дунским) как член “антисоветской террористической группы” (покушение на тов. Сталина”) в 1944 году с тем же сроком — десять лет. Освобожден в 1954-м, реабилитирован в 1956-м. Скончался в 1998 году.

Как видим, арестованы почти в одно и то же время (с промежутком в пять лет), возраст тоже почти одинаковый — разница всего в три года.

В момент ареста В. Фриду — двадцать два. Он студент ВГИКа. Война, 44-й год. Очкариков не берут, и все же, как и Дунский, навеки закадычный друг, он направляется добровольцем в часть. Арестуют в поезде (Дунского взяли четырьмя днями раньше, но Фрид об этом не знает). Неожиданно. И время было — вроде не до того, война идет к благополучному завершению; а до войны… Фрид пишет: “Мы взрослели, не ведая сомнений, веря самым диким слухам о вредителях и шпионах. Собирались на квартире, трепались, играли в “очко”, иногда выпивали”. Правда, почти все в этой компании — дети “врагов народа”. Но многие из них действительно верят в виновность родителей.

Д. Алю — тридцать. По тюремным меркам — “старик”. Воевал — добровольцем ушел в ополчение. Кандидат исторических наук, еще до защиты опубликовал научный труд об Иване Грозном, работает в отделе рукописей Публичной библиотеки.

1949 год. Уже вышло Постановление ЦК ВКП(б) о журналах “Звезда” и “Ленинград”, втоптавшее в грязь Ахматову и Зощенко, уже прошла сессия ВАСХНИЛ — разгром советской генетики, кампания против “вейсманистов-морганистов-менделистов”, уже развернулась и борьба с “низкопоклонством перед Западом”, то есть с “космополитизмом”. Он ждал ареста. Предпосылки к этому были: “возникал”. Да не просто “возникал”, а вел себя прямо-таки разнузданно! — Писал и — опубликовал! — что Грозный самолично и преднамеренно фальсифицировал историю своего царствования, желая оправдать свою жестокость. Сталин, кстати, по свидетельству артиста Николая Черкасова, в беседе с С. Эйзенштейном о фильме “Иван Грозный” обвинял Грозного в недостаточной жестокости по отношению к боярам. Д. Алю вменили намек на “Краткий курс истории ВКП(б)”.

История, как мы знаем, во все времена становится идеологическим оружием — Великий государь, Великий вождь, Великий (эффективный) менеджер…

Выпал удобный случай — написал стих-обращение к академику Лысенко и вручил главному его “оруженосцу” для передачи адресату.

Спасибо за то, что призвали к ответственности
И приняли строгие административные меры
Ко всем, кто проповедует теорию наследственности
И прочие антинаучные химеры.

Вы бы могли и меня утешить,
Правда, просьба моя не совсем пшеничная —
Нельзя ли произвести яровизацию плеши?
Не то блестит, как скорлупа яичная.

Были мой дед и отец лысоваты,
Но верю я вам без всякого прекословия —
Не наследственность в плеши моей виновата,
А одни только современные условия…

И как не понимает, что лезет на рожон! Да ведь еще был сыном врага народа — отец в 30-м арестован как вредитель и сослан в Туруханский край на десять лет. Нет, все он понимал и ждал, ждал ареста, морально готовился к нему. И когда позвонили оттуда и предложили прийти, сам пошел, своими ногами. А когда понял, что “взяли”, “…случилось чудо… Давившая почти десять месяцев гора страха и горестного ожидания вдруг мигом свалилась с моих плеч”. Зато, оказавшись в тюрьме без пуговиц на штанах, сразу потерял чувство уверенности и самоуважения — “Мог ли я раньше подумать, что чувство самоуважения и самоуверенности в такой сильной степени держится на пуговицах от штанов…” Здесь, как и в стихах, слышится ироническая нотка. Она будет звучать и дальше, везде.

Д. Алю повезло больше, чем В. Фриду, — он отсидел половину срока (смерть Сталина) и сразу был реабилитирован, вернулся на свою прежнюю работу, правда, не без “приключений”.

А В. Фрид освободился и был реабилитирован только в 1956-м, два года еще прожил в поселке Инта Красноярской области, куда был этапирован после Каргопольлага. А 1957-м защитил во ВГИКе диплом.

Оба они оказались в одном и том же Каргопольлаге, хоть и в разное время. Почти одновременно вышли их книги воспоминаний. Правда, Валерия Семеновича Фрида уже не было в живых.

В судьбах двух этих совершенно разных людей наблюдается немало совпадений, думается, не совсем случайных. Главное из них, по-моему, — одинаковое поведение того и другого на следствии. Оба ведут себя дерзко, бесстрашно, с величайшим достоинством и… чувством юмора, порой граничащим с наглостью. “Моя фамилия — капитан Трофимов”, — представляется на первом допросе подсудимому следователь. “Странная фамилия… Скорее на название парохода похоже, чем на фамилию” — это Аль, герой и повествователь. Следователь не понимает: в чем странность-то?

“— И как вы думаете, сколько вам дадут? — Десять лет. — Ну и как? — Хватит с одного еврейского мальчика”. Это Фрид. У его “оппонента” чувства юмора больше. Он показывает на “Дело №…” — “Хранить вечно”: “Видал? Фрид умрет, а дело его будет жить! — Шьете дело белыми нитками? — Суровыми нитками, Фрид, суровыми”.

Что это — смех против страха? Когда — предел, дальше бояться некуда?! Но кто определит меру возможного ужаса и чем она определяется? Опытом? Разве здесь применим чужой опыт. Или времена изменились? Возможно, теперь обходятся без мордобоя, но разве исчезли из тюремной практики ругань, карцер, запугивание, вранье, подлог, провокации, ночные допросы, “психические атаки”, угрозы расправы с близкими.

“Ну, так без этого, как говорится, никак невозможно!” — восклицает Аль. Ирония, конечно, защищает. Не то чтобы совсем освобождает от страха, но помогает не поддаться ему. “Юмор в трудную минуту — что-то вроде спасательного круга для души”, — пишет Аль. К моменту ареста он — вполне сложившаяся личность, интеллектуал, хорошо “подкован”, знает законы и, главное, способен спокойно анализировать ситуацию и старается ею управлять. Это уже нечто новое в поведении подследственного в сравнении с 30-ми годами.

Фрид же и его “подельники” по молодости лет легкомысленно забавляются, на очной ставке диктуют стенографисткам на чекистском жаргоне: “Сойдясь на почве общности антисоветских убеждений, мы со своих вражеских позиций клеветнически утверждали, что якобы…” Юмор разный, результат один — срок, лагерь. Самоощущение при этом у Фрида — одно, у Аля — другое. И поведение разное.

Аль — историк и постоянно проводит исторические аналогии, размышляя о происходящем: декабристы, к примеру, исповедовали общий кодекс чести, главным пунктом которого было верное служение царю. На время расстались с этим пунктом, но многим из них, потерпевшим поражение, оказалось легко вернуться к старым нормам. Для народовольцев и социал-демократов жандармы и судьи были заклятыми врагами, и всякая игра с ними в поддавки исключалась. “Человек нашего поколения “политических арестантов” до ареста был по одну сторону “баррикады” со своим следователем, был воспитан в духе одной идеологии, — пишет Аль. — Кодекс чести, в котором было воспитано наше поколение, содержал свой главный параграф — верность идеалам революции и своей советской стране в непрекращающейся борьбе с врагами…”. Вспомним и высказывание Фрида о “советскости” его поколения. В книгах того и другого отчетливо видно, как меняется их мировоззрение.

Профессия Аля помогает ему выживать, а также выручать советами сокамерников — новелла “А как насчет Маркса и Энгельса?”, где он подсказывает, как отбиваться от обвинения в искажении учения Энгельса. Получается эффективно.

И метод повествования у него, можно сказать, “исторический” — он рассказывает про людей, с которыми свела жизнь, отдельные вполне законченные истории (прошу простить за передергивание смысла), анализируя их: “Диверсант” Каштанов”, “Шпиен Микита”, “Любовница Николая II и прочая, и прочая”, — чаще всего идя от ситуации: “Кобыла легкого поведения”, “Сверхъеврей и бандеровцы”. И юмор у него часто, по Бахтину, — “площадной”.

У Фрида “истории” складываются сами из щедро рассыпанных по книге точных деталей, как в калейдоскопе, вроде бы помимо воли автора. Более или менее цельной выглядит лишь история Ярослава Смелякова и, может быть, Алексея Каплера, с которыми он сблизился в лагере. Биографии того и другого уникальны, они и сами были уникальными людьми и заслуживают отдельного разговора. Так же, как и рассказ о друге Юлике Дунском, с которым они вместе прошли всю жизнь.

При сравнении манеры повествования двух авторов создается такое ощущение, что Фрид смотрит на происходящее изнутри, а Аль — снаружи, хотя оба — участники. И взгляд у того и другого — иронический, но у Аля юмор чаще идет, повторюсь, от ситуации, а у Фрида — от самой его натуры (“так природа захотела”), от характера, от умения подмечать мельчайшие детали. Впоследствии эти детали из лагерного опыта Фрида и Дунского войдут в их киносценарии (“Служили два товарища”, “Старая, старая сказка”, “Затерянный в Сибири”, “Красная площадь”, “Гори, гори, моя звезда”*) сработают на собирательность образов, хотя собственно про лагерь они фильма не снимут. Зато, как сказал Фрид, “только лагерный опыт сделал нас с ним (Юлием Дунским. — Э.М.) — если сделал —“писателями”. Лагерное прошлое — сундучок, из которого, порывшись, мы вытаскивали характеры, ситуации, куски диалога”.

И Д. Аль, и В. Фрид отказываются писать об ужасах ГУЛАГа (тут уместно вспомнить упрек Фриду: “Тебя послушать, так это были лучшие годы вашей жизни…”). Их воспоминания в основном посвящены тем, кто оставался человеком в сталинских тюрьмах и лагерях. И это очередное совпадение. Притом — оба сидели в смешанных лагерях, т.е. с блатными — ворами и “суками”; бытовиками — насильниками, растратчиками, прогульщиками; контриками — “фашистами”, изменниками Родины, иностранцами, бендеровцами, антисоветчиками, террористами — 58-я статья. Среди всех категорий находились хорошие люди — “…хорошие люди прочно застревают в памяти”, — замечает Фрид. Он же может сказать: “Поганый был мужичонка, а мастер хороший”, или: “Фамилию помню, но не хочу называть”. И это говорит больше о нем самом. Способность и желание видеть в людях хорошее характерно для обоих писателей, хотя случаются и парадоксальные ситуации.

Восприятие происходящего у Аля философское:

“Я играю с убийцами в шахматы. Я мирно беседую с ними. Я спокойно засыпаю между соседями-убийцами. Но самое удивительное и самое чудовищное — я сочувствую убийце, когда он рассказывает о своем преступлении”, — размышляет Аль. Или: “Почему я так быстро залебезил?”. И начинается анализ, самоанализ, пока не докопается до причин. И ведь докапывается.

У Фрида повествование скорее художественное, чему способствуют также и легкость, живость характера, самоирония и снисходительность к слабостям других, пофигизм, как теперь говорят, готовность смеяться и умение видеть смешное в совсем не смешном. Часто это смех сквозь слезы. Решили, к примеру, сделать игральные карты. Сделали. Но красок не было. Тогда красное покрасили кровью (резали руку, а чем еще?), черное — сажей (жгли куски резиновой подошвы). Об одном из сокамерников (английском моряке Лене Уинкоте) Фрид говорит: “Он был человеком с юмором того хорошего сорта, который позволяет смеяться не только над другими, но и над собой”. Юмор Фрида — именно такого качества. Вот он решил сделать себе “из познавательных целей” наколку. Вспомнил иллюстрации Ватагина к “Маугли”, и, как там, наколол ему товарищ оленя в прыжке. Уже в Инте, в бане, обрабатывающий заключенных парикмахер спросил: “О! Пан блатный?”. Только тогда Фрид вспомнил, что “олень” — презрительная кличка фраеров-работяг. Он побывал и таким, не сразу устроился “придурком” (думаю, нет необходимости объяснять, что это значит). Впрочем, и Аль к середине срока стал “придурком”. Начальник Каргопольлага узнал, что напечатали научную статью заключенного Альшица, изумился, задумался и… перевел его “ближе к науке” — в пожарные.

Обе книги можно назвать энциклопедией лагерной жизни периода 40—50-х годов во всех ее проявлениях. Охрана — “Пост охраны врагов народа сдал!” — “Пост охраны врагов народа принял!” (оба автора свидетельствуют об этом ритуале); работа — лесоповал; кормежка — “мясо морзверя”: акула, моржатина; стукачество и “подсадные”; самодеятельность, театр, “культпросвет” — “лекции по интересам” сидельцев-специалистов; разговоры — о Пушкине, Натали, Анне Керн, обсуждение дошедших с воли стихов, обучение языкам и профессиям — счетовод, табельщик, пожарный, бухгалтер, медбрат (это у “контриков”, конечно; у блатных — свои “рабочие профессии” и развлечения, вроде купания в дерьме или гуляния голяком по крышам — см. главу “Театр одного актера” у Д. Аля); побеги и расплата за них; дружба и предательство; лагерные законы, лагерная мудрость (“Зачем ешь хлеб маслом кверху? Переверни, как я. Вкус такой же, а никому не завидно”). И отдельно — стихи! Стихов в книгах много, и шуточных, и серьезных. Собственно, это неотъемлемая стихия любого лагеря и предмет для исследования. В книге Д. Аля, помимо текста, они собраны в отдельную тетрадь-приложение. У В. Фрида разбросаны по тексту. Не буду углубляться в эту тему, она — тоже предмет для специального исследования. Приведу лишь один пример.

В конце лагерной эпопеи Д. Аля — как точка, как восклицательный знак в его летописи — письмо в стихах “От заключенного по решению ОСО по обвинению в преступлениях, предусмотренных Ст. 58-10 ч.1 УК РСФСР, на срок 10 лет ИТЛ гражданину Хрущеву”. Процитирую только начало и конец:

На папке следственной — “хранить вечно”
Историки будущих поколений
Прочтут и смеяться будут, конечно,
Над пошлой нелепостью обвинений…

Дальше автор рассказывает свою историю и заключает:

Для воли мой план нерушимый и четкий:
Стремлюсь к ней не благ обывательских ради,
Хочу одного: назад за решетки
Отдела рукописей в Ленинграде.
И я бы, покуда хватило сил,
В сегодняшний день из архивных трущоб,
Истории жемчуг носил и носил…
Ваша помощь нужна, гражданин Хрущев.

Сам факт стихотворного обращения заключенного к главе государства звучит комично, но Аль допускает, что оно дало желаемый результат — через довольно короткое время он был освобожден с реабилитацией.

И — опять совпадение, неслучайное, возможно: Фрид цитирует того самого вышеупомянутого Лена Уинкота, тоже пославшего Хрущеву письмо: “Уважаемый Никита Сергеевич, когда Вы будете ехать в Англию, Вас поведут в парламент. Там на стене висит интересный документ: призвание к военным морякам Королевского флота, чтобы делать забастовку. Может быть, Вам интересно тоже, что автор этого призвания сейчас в Инте и ждет, что Вы, Никита Сергеевич, его освободите”. “Самое смешное, — сообщает Фрид, — что письмо сработало: Уинкот вернулся в Москву раньше нас”. Воистину, неисповедимы пути Господни.

Отдельная тема — лагерный язык, мат, “феня”. Интересно, что персонажи Аля практически мат не употребляют, то есть употребляют, конечно, но за текстом, в прямой речи его нет или заменен многоточием. Автор же рассуждает об этом с научной точки зрения и, по-моему, не без удовольствия.

“…мат в ней (речи. — Э.М.) не был добавкой, гарниром, приправой. Он — сама основа речи. Сравнительно небольшое количество матерных слов и ругательств бесконечно увеличено в ней образованием из них множества междометий, прилагательных, существительных, глаголов самого разнообразного значения. Все российские поэты — бывшие и будущие — не в состоянии создать такого количества рифм, которыми располагает блатной язык…” Далее автор показывает, каким образом в блатной поэзии строятся рифмы, как расширяет возможности матерной брани “неутомимое употребление слова “рот”, как блатная речь входит в бытовую, как размывается языковая граница между вольным и преступным миром. Занимает его и интонационный строй блатной речи, как этот строй отражается в пении рок-певцов и т.д. Словом, перед нами научный трактат, в котором автор по отношению к мату занимает вполне здравую позицию.

“Феня — одно из моих важных приобретений”, — утверждает Фрид. И в доказательство в приложении к книге приводит рассказ, написанный вместе с Дунским на чистой фене, — “Лучший из них”. Блестящее, виртуозное сочинение!

Кстати, Фрид отмечает и показывает, что в блатных песнях практически не встречается мат, а многие песни переделаны из старых народных.

Его персонажи употребляют мат с той естественностью, с какой пьют воду. И надо сказать, всегда там, где нужно, без напряга, всегда точно, оттого выразительно и, как правило, невероятно смешно. Конечно, это заслуга автора, его выбор. Увы, не могу привести примеров — вне контекста они теряют смысл, комичность и обаяние.

Потратив столько слов и бумаги, чувствую, что почти ничего не сказала об этих книгах и авторах, что хотелось сказать, — так много заключено в них мыслей и чувств, страданий, мужества, любви, стойкости, верности себе. Так много фантастических судеб, так широка панорама жизни, так ярко вобрано время, что каждый из авторов, вслед за Окуджавой, мог бы сказать: “Да, я пишу исторический роман”.

* Напомню, что помимо названных по сценариям В. Фрида и Ю. Дунского были сняты фильмы — “Сказ про то, как царь Петр арапа женил”, “Экипаж”, “Сказка странствий”, “Не бойся, я с тобой”. В постановке Н. Акимова с большим успехом прошла комедия Даниила Аля в соавторстве с Львом Раковым “Опаснее врага”, в постановке Г. Товстоногова — пьеса Д. Аля “Правду! Ничего, кроме правды!” С тем же названием вышел сборник его пьес, а также книги о защитниках Ленинграда — “Приказа умирать не было”, “Дорога на Стрельну” и “Секрет Полишинеля”.

znamlit.ru